— Удавы не ядовиты, ты не бойся, — громким шёпотом сказал Каген, подлетая к ней.
— Тише, — предупредила она… Взгляд её был прикован к непонятному, напоминающему большую корягу предмету, темневшему на воде у поворота реки. Что-то там шевелилось и издавало тревожные, полные какой-то скорби и призыва о помощи, звуки… Мне стало не по себе, я торопливо взмахнул крыльями и вплотную подлетел к товарищам.
Нкале сделала знак рукой — остановка. Она ухватилась за лиану и повисла на ней. Мы последовали её примеру.
Отсюда можно было уже кое-что разглядеть. Это действительно была коряга, затерявшая недалеко от берега. На том конце её, который был ближе к нам, сидело странное, четырёхлапое существо, обросшее длинной мохнатой шерстью. Лунный свет придавал его круглой, как тыква, жёлтой голове с огромным беззубым ртом и узкими, тускло поблёскивавшими глазами особенно жуткий вид… Существо жалобно стонало и вскрикивало.
— Обезьяна? — неуверенно прошептал Каген. — Горилла?..
— Непохоже, — покачала головой Нкале, — у гориллы не должно быть хвоста.
И вдруг существо зашевелилось! Оно словно пыталось встать на ноги. За его спиной поднялись большие белые крылья, затрепетали и тут же опустились. Бревно закачалось. Чудище судорожно вцепилось в него, чтобы не упасть в воду… Скорбный крик снова коснулся нашего слуха.
— Крылатая обезьяна!.. — еле вымолвил Каген. — Она ранена…
У меня перехватило дух.
— Это оно!.. — сдавленным голосом подтвердила Нкале. — Неизвестное науке…
Существо вновь беспомощно захлопало крыльями.
Мы подлетели поближе и опять повисли на лианах. Загадочное животное тихо стонало.
— Если мы не поможем ему, — с отчаянием зашептала Нкале, — оно свалится в воду и утонет…
Раздумывать было некогда. Я отпустил лиану и, сделав знак Кагену, чтобы он следовал за мной, устремился вперёд…
Но что было дальше, пусть лучше расскажет Каген: последнее, что я помню, — страшный удар по черепу, горло сдавило железной хваткой, меня рвануло вниз и потащило под воду. Я потерял сознание…
— Тькави и крикнуть не успел. Было похоже, что оно его специально подстерегало. А потом, раз!.. И ничего нет! Ни Тькави, ни того — другого. Одни пузыри на воде. А сверху Нкале кричит не своим голосом. Только я не разобрал что, сразу нырнул. Сперва ничего не увидел. Потом увидел руки и смутно туловище.
Рассмотреть ничего нельзя — сплошные водоросли. Ну, всё-таки захватил поперёк тела, вынырнул. Смотрю, а это Нкале. Оказывается, она тоже нырнула…
Потом мы ещё минут пять ныряли вместе — всё напрасно. И тут вдруг увидели — прямо из воды по берегу след, будто проволоклось что-то. И отпечаток руки… Ну, вы сами понимаете, что мы подумали. Попробовали пойти по этому следу в кусты, но там такие заросли — стена! И след сразу же потерялся…
Вернулись, стали кричать. Никакого ответа. Нкале прямо трясётся вся. Тогда я говорю: «Ты оставайся тут, карауль это «место», а сам в лагерь. Всех на ноги поднял, долго ли!.. Взяли моторный катер, самый быстроходный, зажгли фонари, факелы. Понеслись, как ракета.
Уже недалеко от того места, где удав заглатывал своего кабанчика, смотрим — выходит на берег человек, почти голый, в леопардовой шкуре. Делает знаки, чтобы мы остановились, кричит. Наши учёные, правда, не хотели останавливаться, не до него им было. Но Элиас Кимараре велел причалить. Он сказал: «Это тот самый, что вечером приходил. Хитрый, смелый охотник, замечательный следопыт. С ним — найдём. Он ещё днём выследил это животное»… Рам Чаран, хотя был очень расстроен, всё-таки переводил. Он самый спокойный из всех — Рам Чаран.
Не успели причалить, этот лесной охотник хватает на плечо свой мешок — очень большой мешок — и лезет к нам… А вид у него такой довольный и гордый, будто он открыл закон всемирного тяготения. Он стукает себя кулаком по груди, показывает на свой мешок и что-то говорит Элиасу. А Рам Чаран прислушивается к их разговору, и глаза у него лезут на лоб, и он переспрашивает, и смотрит на мешок, но дотянуться до него не может — он на другом конце катера, далеко от нас. И Рам Чаран говорит мне: «Теперь всё понятно! Этот человек поймал-таки крылатую обезьяну, она у него в мешке. Их было две. Он поймал одну, а другая, наверно, схватила нашего Тькави… Он говорит — обезьяна не очень сильная — есть надежда, что Тькави ещё жив…»