— А ну, давай! — в восторге от своей ловкости крикнул я и, совершенно обнаглев, пролетел перед самым носом гориллы.
Этого не следовало делать.
— Берегись! — услышал я на лету, но было уже поздно. Чёрная лапа мелькнула в воздухе, рванула меня за ногу и бросила вниз. Шнурки на ботинке лопнули, и он остался у гориллы, а я шваркнулся рядом. На этот раз не нарочно.
— Взлетай! Немедленно взлетай, Тькави! — услышал я крик Академикова, но выполнить этот добрый совет не успел… Железные пальцы ухватили меня за крылья, жаркое дыхание обдало мне лицо, раскрытая пасть с клочьями башмака на клыках приближалась к горлу…
И только тут, в этот самый последний момент, когда я уже прощался с жизнью, снотворное, наконец, подействовало, и уснувший зверь свалился на меня.
Когда подоспевшие охотники помогли мне выбраться из-под гориллы, выяснилось, что правая нога у меня побаливает. К тому же на неё нечего было надеть — большая часть ботинка пропала… Но победа осталась за нами — гориллята лежали под деревом, прочно связанные Нкале и Кагеном во время сна. Нести их на плантацию было не только тяжело, но и опасно — проснувшиеся гориллы неминуемо бросились бы нас преследовать. Поэтому мы вызвали вертолёт к себе. Пока он прилетел, нам ещё два раза пришлось усыплять просыпавшихся горилл…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
Маленькие гориллы позаботились, чтобы десятичасовой обратный перелёт не был чересчур скучным. Едва вертолёт лёг на курс, они проснулись, быстро сориентировались и первым делом напачкали… Убирать пришлось Нкале и Кагену. Я от этого удовольствия решил воздержаться — гориллят ведь поймали они.
— Что ж, — сказал Каген, — нет, так нет… — Он вытащил носовой платок, завязал один конец узелком и спрятал в карман. — Давай убирать, Нкале…
Академиков попросил проветрить салон. Свежий воздух придал новые силы братику и сестричке. Пока Нкале и Каген возились около них, они свирепо скрежетали зубами, рычали и лаяли, совсем как большие. Затем начали кидаться из стороны в сторону. Затем умудрились порвать верёвки. И началась катавасия… Гориллы были маленькие: старшему — лет пять, малышке — около трёх, но это ничего не значило. Сила у них была зверская, ярость просто вулканическая.
— Охраняй дверь в кабину пилота! — крикнул мне Сеггридж, безуспешно пытаясь накинуть петлю на шею старшему гориллёнку. — В крайнем случае, действуй огнетушителем!.. Ой!..
Это классическое восклицание было вызвано тем, что младшенькая вцепилась зубами ему в руку. Петля, заготовленная Сеггриджем, захлестнулась вокруг ноги бросившегося на выручку Рукиди. Охотник упал. Академиков и Рам Чаран вдвоём пытались оттащить от Сеггриджа маленькую ведьму.
— Укол! — скомандовал Сеггридж. — Быстрее, Нкале!..
Ампула с иглой была уже у неё в руках, но старший гориллёнок тоже не зевал. Мигом вскочив на столик, он прыгнул с него на спину Нкале. Попутно он чуть не оторвал голову Кагену. Все трое грохнулись на пол, прямо под ноги Рам Чарану и Александру Петровичу. В тесноте салона началась свалка. Перепуганные страусята пищали в своём углу. Подвешенный к потолку мешок с хамелеоном раскачивался, как боксёрская груша. В воздухе носились клочья одежды, летали сброшенные со столика бутерброды и консервные банки. А на полу перекатывался клубок сцепившихся тел. Шум стоял невообразимый…
Держа в одной руке огнетушитель, а в другой ампулу со снотворным, я охранял дверь в кабину пилота, не смея покинуть пост. Если бы зверёныши прорвались в кабину, всем нам был бы конец…
— Есть! — внезапно раздался торжествующий крик Сеггриджа. — Я оседлал его! Тькави, укол!..
Клубок развалился, и я увидел Сеггриджа, сидящего верхом на… Александре Петровиче. Выскочивший из кучи гориллёнок метнулся ко мне и с размаху сам наскочил на иглу. Теперь нужно было только удержать его несколько секунд. Рам Чаран поспешил мне на помощь…
Когда зверёныш наконец затих и я смог осмотреться, моим глазам представилось печальное зрелище. Среди обломков мебели стояли оборванные и искусанные участники битвы. Под глазом у Сеггриджа красовался великолепный синяк. Рукиди и Нкале связывали малышку. А на полу, раскинув руки и ноги, неподвижный лежал Академиков.
— Кажется, я повредил его, — с отчаянием воскликнул Сеггридж, наклоняясь над телом Александра Петровича.