Они многим были похожи с Кошмаром: оба из низшей касты, к тому же, мелкие и слабые для своего возраста; оба приставучие и непосредственные, несерьезные в поведении, незрелые в суждениях. Правда, Кошмарик был чуть старше и взгляд на мир имел скорее желчный, чем оптимистичный. Поначалу Сумрак, когда оба юнца назойливо пытались составить ему компанию, относился к ним примерно одинаково. Тем не менее, Кошмар вызывал у него некоторое подобие сочувствия, поэтому старший самец выносил его более спокойно, надеясь, что эта привязчивость будет временной, пока окончательно не пройдет полученный стресс — так уж случилось, что Сумрак стал невольным свидетелем его трагедии, и просто отвернуться уже не мог. С Шепотом ситуация была иной — он просто со скуки лез общаться, не имея в клане приятелей, но, как любой слабак, ощущая острую потребность в чьем-то дружеском плече. Вероятно, заметив, что сын Грозы также ни с кем не поддерживает близкого контакта, он почему-то возомнил себя отличной кандидатурой на роль его товарища. Сумрак же не усматривал ни единой достойной причины для дружбы с ним.
Хотя, говоря по совести, дружить с Кошмаром он поначалу также не собирался. Сперва он просто испытывал к сыну Броска снисхождение, сменившееся затем осознанием неожиданной пользы от взаимоотношений с ним. Кошмар предложил, хоть и непривычную, но рабочую схему сотрудничества, тем самым получив билет в ближайшее окружение Сумрака. А вот Шепоту нечего было предложить, кроме собственной компании, ценность которой была более чем сомнительна, потому тратить время на бесполезные взаимодействия с ним не хотелось абсолютно.
И, когда Сумрак позвал Кошмара на совместную Охоту… Когда Шепот узнал об этом… Надо было видеть этот преисполненный надежды взгляд… Сумрак, конечно, заметил его, но намеренно проигнорировал. Ни к чему ему была двойная обуза — Кошмара и так хватило бы с лихвой. Для того, чтобы терпеть рядом Кошмара, имелось обоснование: будущего напарника Сумрак хотел увидеть в деле. А в присутствии Шепота не было никакого смысла, и потому Сумрак не позвал его с собой. Более того, он бы не взял Шепота в команду, даже, если б тот попросился. Но юнец промолчал и в одиночку отправился покорять улей Жесткачей. И, с одной стороны, что в этом было такого? Сумрак вот даже любил охотиться один. Любой воин должен уметь противостоять трудностям и справляться с испытаниями самостоятельно. А, коли толку не хватает, то кто ж виноват…
Но теперь, узнав о гибели юнца, Сумрак почувствовал неожиданную горечь. Его не желала покидать одна тяжелая мысль: если бы в его душе ранее нашлась капля снисхождения не только к Кошмару, но и к бестолковому соседу, то, как знать, быть может, Шепот был бы сейчас жив. И, напротив, останься Кошмар без поддержки Сумрака, он с большой долей вероятности также не пережил бы Малой Охоты…
Сумрака тяготило осознание того, что он, преследуя собственные интересы, невольно решил чужую судьбу. Он дал шанс Кошмару и не дал шанса Шепоту лишь на том основании, что один нес определенную выгоду, а другой нет. Хотя, спорить не приходилось, все было честно: выгода являлась взаимной, формируя новый тандем в полном соответствии с традициями боевого содружества яутжей, куда Шепот, увы, просто не вписывался. Но, не смотря на это, погибший по-прежнему не шел из головы Сумрака. Умом-то самец понимал, что подобные чувства неправильны и не должны занимать истинного воителя, но легче ему не становилось, и на душе было мерзко… Словно бы сам подписал бедному юнцу приговор.
Пребывая в самом скверном расположении духа, Сумрак решил наведаться к Кошмару. Он естественно не собирался изливать душу, просто неожиданно захотелось… Он не мог точно объяснить.
Он шел и все думал: а что, если бы он сделал иной выбор? Да, хотя бы, не изменяя своим привычкам, отправился на Наваждение один? Так и лишился бы он своего проводника? Нет, не так… Подвел бы того, за кого принял ответственность? Тоже не то… Отказал бы в поддержке…другу? И тут с превеликим трудом сыну Грозы пришлось признать: ему и правда не хотелось бы потерять своего странного приятеля. Похоже, каким-то загадочным образом, незаметно для самого себя он начал привязываться к Кошмару — к тому, кого прежде считал, в общем-то, столь же несущественным, что и Шепот.
Кошмар уже которые сутки мучительно складывал свой почетный пазл. Вычистил панцирь Кусачки он достаточно неплохо, а вот со сборкой никак не ладилось.
— Ты перепутал местами анальную и грудную пластины, — с порога заметил Сумрак, наблюдая за тем, как напарник старательно, но безуспешно пытается вставить в выемку между передними лапами трофея явно не подходящий туда кусок экзоскелета.
— То-то гляжу, не лезет, — устало пропыхтел Кошмарик и отложил работу. Вот, вроде бы, и сидел сейчас перед Сумраком взрослый воин, Посвященный; вроде и не дурью маялся, а серьезным делом занимался — готовил к выставлению на обозрение трофей, причем, трофей достаточно ценный и уникальный… И все равно общее впечатление со стороны складывалось, как от трехлетнего малька, воюющего с чрезмерно сложным для него конструктором… Тем не менее, Сумрак, похоже, пришел в неподходящий момент. Он сам терпеть не мог, когда его отвлекают от процесса обработки, потому решил не мешать.
— Позже зайду, — поворачиваясь, бросил он, но Кошмар его остановил.
— Да не могу уже, мозги кипят! — раздраженно проговорил он, вставая и небрежно сваливая недоделанный остов в кучу. — Ну его, пошли лучше в зал. Выкину я к черту эти дурацкие черепки, оставлю, как положено, одну башку, да и дело с концом…
Сумрак на секунду замер, оценивающе поглядывая на напарника, затем вернулся от двери и молча наклонил голову, созерцая его разрозненный трофей. О, белоснежный, чуть прозрачный по краям панцирь был просто бесподобен! Должным образом отполированный и аккуратно собранный, этот экзоскелет украсил бы любую трофейную стену. Так и представился данный экземпляр на центральном месте, с грозно распахнутыми крыльями и подогнутыми как в броске лапами… А несколько небольших пластинок можно было бы пустить на украшения самкам. Да, завидев такие изысканные побрякушки, любая, наверное, тут же ноги раздвинет! Ох, ну и дурень же…
Сумрак внезапно глухо зарычал и, ощерившись, двинулся на озадаченного Кошмара, тесня его к противоположной стене.
— Ты! — процедил он и угрожающе навострил когти, нервно дернув пальцами. — Ты не ведаешь уважения к собственным трофеям и себе самому! Мне стыдно даже показываться с тобой рядом, а не то, что стоять с тобой плечом к плечу! Мало того, что ты не понимаешь истинной цены добытого, так ты еще и увел эту дичь у меня из-под носа, пока я был слаб! Зачем брал, если толку нет?
Кошмар сперва опешил, но затем оскалился в ответ, хотя, скорее, не злобно, а испуганно. Сумрак фыркнул, развернулся и, больше не говоря ни слова, вышел вон.
Сумрак уже второй час отрабатывал приемы в одиночку. Он сам толком не понимал, почему так разозлился, но с ним иногда бывало… Временами он мог не к месту излишне расчувствоваться, вот как сегодня, но потом его неизменно накрывала какая-то необъяснимая внутренняя ярость, то ли от ощущения собственной неожиданной слабости, то ли из-за резко вспыхивающей ненависти к вещам и существам, способным эту слабость в нем пробудить. Тем не менее, сбрасывать напряжение в такие периоды он предпочитал, сосредотачиваясь на упражнениях, а не на задирании сородичей, чем и отличался от большинства воинов. Будь иначе, Сумрак наверное прослыл бы не чудаком, а ненормальным агрессором…
Но вот трогать его в такие моменты категорически не рекомендовалось. Новобранцы, завидев в зале старшего товарища, подошли было к нему, но вместо приветствия получили столь грозный и недвусмысленный рык, что мигом отстали и дисциплинированно ушли тренироваться в противоположный конец помещения.
Наконец, выдохшись и поломав кое-какой инвентарь, Сумрак растерял и большую часть эмоционального запала. Он вышел из зала и устало побрел к душевым, в задумчивости потирая сбитые в кровь кулаки. Из бокового прохода ему навстречу вывернул Кошмар.