Юра-начальник приносит сало, ловко нарезает его походным ножом тонкими прозрачными ломтями. Сало пожелтело и не вызывает у меня аппетита, а немцы уплетают.
— Начальство разгулялось, — шепчет мне Клотильда. — Сало он хранит в сейфе, только для маршрутов. Наши геологи страшно скупой народ. В поле экономят каждую копейку, для жен, — неприязненно говорит она. — Понимаете теперь, почему у нас такой жалкий рацион?
Бабка Варвара подкладывает немцам в миски тушенку с макаронами, явно обделяя всех остальных.
— Ешьте, ешьте. Главное, чтобы были сыты, — обращается она к ним.
Гоги перехватывает мой взгляд.
— Большую политику делает бабка.
— Очень благодарю, бабуся, — говорит Отто.
Он страшно черен для немца, брови — сплошной чертой, как у черкеса.
Разговор идет на общие темы. Юра-младший раскраснелся, всех перебивает, ему хочется блеснуть эрудицией, и он бросается от музыки к наполеоновским войнам. Он развалился на скамейке, почти лежит, рассуждает. Клотильда наблюдает за ним с иронией.
— Чрезмерно возбужден, дорвался до общества, — шепчет она мне.
В общем, славная баба…
Игорь Леонидович покидает нас, устал от пути и тряски. Немцы продолжают сидеть за столом с потрясающей выправкой и каменно молчат. Юра-начальник тоже неразговорчив и почти не улыбается. Он собирает документы, оставляет немцам на завтра задание на два маршрута, старшим назначает Курта.
Попили чай и все расходимся.
Опять залаяла проклятая собачонка и не дает мне уснуть всю ночь.
Шумит, шумит Псузаапсе.
Просыпаюсь поздно. Клотильда не разбудила, пожалела. В лаборатории она и Игорь Леонидович. Он уселся за весы, налаживает.
— Есть успехи? — спрашиваю его.
— Пока никаких.
Клотильда делает анализы, наставила бутылок с пробами. Сегодня она какая-то другая, довольная. Не узнать.
— Очень нагревается лаборатория, — жалуется Игорь Леонидович. — Не представляю, как в ней работать в условиях песков.
— Придется устанавливать под тент. Вот и все, — говорит Клотильда.
— Не знаю, не знаю…
Помогаю Клотильде работать по новым методикам.
— Нас с вами приглашают завтра на пасеку. Поедем! — сообщает она заговорщически, чтобы Игорь Леонидович не слышал.
— Куда же я с ногой? Кто приглашал?
— Володя, здешний лесничий. Это совсем недалеко. Нас довезут на тракторе. Поедем? — Глаза блестят. Видно, ей очень хочется поехать. — А вечером будем работать хоть до утра, даже лучше, прохладней. Хорошо?
— Поедем, — соглашаюсь я.
Мы задерживаемся опять допоздна и уходим все вместе.
По дороге Игорь Леонидович рассказывает про немцев:
— Приглашают завтра в маршрут, к водопаду. Говорят, очень красиво.
— Непременно идите. Если бы не нога, я бы обязательно пошла, — уговариваю его и думаю: «Очень хорошо, если он пойдет, будет удобно и нам удрать на пасеку».
— Конечно, идите. Хорошие ребята. Эти немцы мне больше нравятся, чем наши Юры, — подхватывает Клотильда.
— И все-таки для меня есть что-то чуждое в них, — говорит он. — Жалуются, что на практику их только на Кавказ пускают, а в Среднюю Азию — нет. Я вот все думаю, если вдруг война…
— А вы не думайте. Учитесь у бабки Варвары, — говорит Клотильда.
Встали рано. Пьем чай, собираемся в лабораторию.
Игорь Леонидович внял нашим уговорам, ушел иа рассвете в маршрут. У Клотильды настроение приподнятое. Перед зеркальцем подчесывает брови, красит губы.
— Все невестишься… А срок-то твой давно вышел, — говорит бабка Варвара.
— Разве срок когда-нибудь выходит… — урезониваю ее я.
— Может, и твоя правда, кто его знает, — соглашается бабка.
В лаборатории что-то делаем, но, в основном, поджидаем трактор.
Клотильда сполоснула пол-литровую бутылку, наливает спирт:
— Возьмем чекушку, угостим их.
(О, женщины! Вспоминаю холодный отказ в спирте Юре-младшему.)
Загромыхал трактор — заулыбалась, торопит:
— Пошли, пошли.
Володя и Клотильда усаживают меня рядом с трактористом. Моя нога — мой постоянный козырь. А им приходится стоять сзади.
Трактор ревет, швыряет нас то вверх, то вниз, мы в шторме земли и камня.
Володя обнял Клотильду, держит, чтобы она не выскочила. Славный парень, естественный, ничего не строит из себя и не дурен собой.
Вид у Клотильды сияющий.
В общем, как мало нам, женщинам, надо!
Трактор накреняется так, что мы висим в воздухе, вот-вот перевернемся. Сердце замирает. Но гусеницы прочно сцепились с землей.
Заросли груши, чащоба, первозданность, спуск. Опять пересекаем Псузаапсе. Подъем, опять каштановый лес. Стоп. Приехали. Пасека.