Когда в Москве Володя сказал, что берет ее в Туркмению, я испугалась.
— Что она будет делать?
— Вы ее не знаете. Справится.
Остановились. Виктор устал. Сколько же можно гнать машину. Зиновию Ивановну совсем укачало.
Ужинать не стали, не захотели возиться. Съели арбуз. Расставили раскладушки возле машины, улеглись. Луна ушла. Млечный Путь сияет, будто его отмыли.
— Вы знаете, — говорит Володя, — что такое Млечный Путь? У туркменов есть легенда. Слышали? Белая верблюдица Майя прошла по небу и накапала своим молоком. Правда, красиво?
— Значит, выходит, Млечный Путь это вроде чала будет. Так, что ли, я понял? Спокойной вам ночи, — говорит Виктор.
Но ночь не была спокойной. Проснулись от ветра. Он налетел мгновенно, принес тучи песка. Мы забрались в спальные мешки, укрылись с головой. Ветер пробивал насквозь. Стало холодно. Мы совсем промерзли и перебрались в кузов. В машине, под тентом, было теплее.
Аллочка в углу засветила фонарик.
— Что это ты? — спрашивает Володя.
— Так, ничего.
— Имей в виду, запасных батареек нет.
Аллочка молчит, не отвечает. Отгородилась от всех, уселась на спальном мешке, не тушит фонарик.
— Может быть, ей плохо? — забеспокоилась Зиновия Ивановна. Заглянула к Аллочке в уголок и улеглась злая-презлая. — Локоны накручивает на бигуди. Нашла время. Глупости.
— Но почему же? Время не совсем подходящее, но, по-моему, мило, — примирительно произношу я.
— В вашем духе, — отвечает Зиновия Ивановна и отворачивается.
К утру ветер стих, и солнце стало припекать. Встали невыспавшиеся, голодные. Особенно Володя был не в духе. Он не любил не высыпаться. Полили друг другу, умылись.
Кое-как закусили и отправились в путь.
Сперва дорога была приличной. Но потом началось что-то невероятное, Нас подкидывало, встряхивало, бросало во все стороны. Мы задыхались в облаке пыли. Она слепила глаза, налипала повсюду. Мокрые от жары, мы держались друг за друга, чтобы не вылететь из кузова, — сплошные рытвины, ямы. Хорошо, если пять километров мы делали за час.
Многострадальный «ГАЗ» тянул из последних сил. Закипала вода в радиаторе. За два года, что он нам служит, мы успели полюбить его. Есть что-то одухотворенное в машине, особенно экспедиционной. Она и помощник и дом.
Перед Кизыл-Арватом стало полегче. Слева бахчи. Виктор забеспокоился:
— Надо заехать. Вторые бахчи пропускаем… Арбуза охота.
Но Володя скомандовал — отставить. Жаль времени.
В городе заехали на базар. Видим, продают чал. Обрадовались. Только Зиновия Ивановна не пьет, отказывается.
— Отвяжитесь с вашим чалом. Не понимаю, как вы можете пить эту гадость. — Повернулась и пошла к машине.
Закупаем на базаре продукты. Надоела тушенка — захотелось свежего мяса. Но не тут-то было — ничего, кроме верблюжатины. Продавцы говорят: молодая. Решили: покупаем, проучим Зиновию Ивановну.
Проехали город. Шоссе. Дорога замечательная. Вечереет. Свернули в балку, остановились. Привал.
В наших маршрутах костров мы не разводим, поди разведи в песках, обходимся паяльной лампой. Чтобы она не взорвалась, выкапываем маленький окопчик, ставим ее туда. Это изобретение Виктора и по удобству не сравнится ни с одним костром.
Вот и чайник вскипел. Сели ужинать. Я раскладываю жаркое по мискам.
Зиновия Ивановна с аппетитом съедает порцию, просит добавки.
— А не могли ли нам на базаре вместо баранины всучить верблюда? — невинным тоном спрашивает Виктор.
— Ну что вы! Неужели вы не отличите по вкусу баранину?
— Никогда верблюд не будет таким мягким, — заявляет Володя.
— И таким вкусным. Зиновия Ивановна, подложить вам еще? — спрашиваю я.
— А все же сомнительно, — говорит Виктор, — что, если очень молодой верблюд?
Аллочка молчит.
— Вы что? Меня разыгрывать решили? Накормили верблюжатиной и издеваетесь? Ну так вот. Если это был верблюд, то я согласна есть его и впредь. Вкусно. Успокоились? — отрезала Зиновия Ивановна.
Утром опять прогон. Приближаемся к Копет-Дагу. Кругом горы. Но не обычные, много раз виденные. Здесь они ни на что не похожи. Может быть, только на горы, которые могут присниться. Странного, неземного рисунка, словно пейзаж луны. На них нет растительности, но они то голубые, то розовые, то зеленые. Некоторые точно абстрактные скульптуры, высечены из камня продуманно, разумно, геометрично. Другие, наоборот, как животные юрского периода, окаменевшие чудища, ихтиозавры. Смотришь, и кажется — вот шевельнется и двинется на тебя зловещая живая каменная глыба. Все это древнейшие моря — известняки.