Лиственница уже не защищала, дождь все хлеще и хлеще. Промокли все хоть отжимай. Борис говорит:
— Может, плюнем, пережидать не будем? К машине пойдем? Меня вовсю уже трясет, в ходьбе хоть потеплее.
Но Валерий не согласен:
— Под таким дождем далеко не уйдешь. Надо переждать.
Тучи нависли, откуда только набежали, потемнело, и дождь стеной. У Наташи зуб на зуб не попадает, дрожит, а Никандровна заметно повеселела. Валерий все старается Марину от дождя собой загородить. Куртку снял, на нее набросил.
Борис не выдержал, к Наташе шагнул, решил встать хоть поплотнее. А она ему шепчет:
— Я ведь знаю, это ты во всем виноват. А сейчас бы самое время поесть да погреться. Ведь там для нас оладьи напекли…
Дождь без просвета. Похолодало. В сапоги заливает вода, а ноги мокрые в тайге хуже всего. Даже Марину, на что крепкая, и то забрало, нос посинел, с косичек капает и волосы стали реденькие, как облизанные.
Тут свое слово Вероника Никандровна возьми да и скажи.
— Валерий, вы отвечаете за отряд. Иного выхода нет — скорее к машине и отогреваться к буровикам. Подходящая или неподходящая там для вас компания, это все ерунда. Все заболеем, сорвется работа. Вот о чем надо думать. Я иду к машине. Наташа, пошли!
Делать ему ничего не оставалось, как согласиться. Марина тоже промолчала. А что тут можно возразить. В лагере ничего не ждало, только что мокрые палатки, да и костер под дождем не очень-то еще разожжешь.
Шлепали к машине невесело. Земля обмякла в кисель, шли как по болоту, снизу вода, сверху вода. У Бориса не то чтобы джинсы — трусы промокли. Свою неудачу с гостями он проглотил — понимал, что решение принято правильное. Шлепали они, шлепали, наконец дотащились.
Машину Борис подогнал аккурат к самому Тамаркиному домишку. Дождь, видать, зарядил надолго, все стекла ей промывает.
Она машину услыхала и дверь нараспашку. Плащ на голову накинула, в дверях стоит, ждет. Из машины все вылазят, а с них вода ручьями, как из водосточной трубы. Тент на машине, одно название, дождь под ним всех захлестал, как избитые выходили. Одна Наташа ничего, в кабину ее Борис с собой посадил, Никандровна в ее пользу отказалась. Валерия так забрало, что совсем поник.
Вошли в дом. И уж тут Тамарка не растерялась, оперативность проявляет, всем мохнатые полотенца сует, новые, нестираные.
— Вытирайтесь, сушитесь. Надо водочкой протереться, чтоб не простудиться. Водочка есть… Муж, затапливай скорей печку.
Борис себя в руки взял (а что ты будешь делать?), профессия его к тому же выдержке научила.
Ее Божан тоже всех приветливо встречает:
— Заходите, заходите. Ну и промокли! Скидайте скорей одежду. Тамарочка, женщинам халатики бы надо дать. Как же вы это так, бедные?.. — Борису и Валерию подает рубахи фланелевые. — Вы не стесняйтесь, переодевайтесь в мои, сейчас печь разожгу, ваши сушить будем.
В комнатенку все забились, вытираются, куртки свои отжимают. Женщины в Тамаркины шмотки переоделись, и Марина тоже. Времянку Божан мигом растопил, затрещала, жар повалил.
— Сейчас, сейчас, в тесноте да не в обиде, ваши одежки мы развесим, они мигом высохнут. — Тамарка веревку протянула. — Ну, кажется, у нас уже тепло. Теперь угощать вас буду. Проголодались. Мой Божан в район специально ездил, мяса привез. Я котлет вам нажарила. Все жду вас, жду… И оладий тоже, как обещала. — Наташе улыбается. — Муж, водку ставь! Кажется, все перезнакомились? Вот и хорошо.
Котлеты на сковородке шипят, Валерий носом потягивает, голод его разбирает.
Сели к столу. Табуреток на всех не хватило, так Божан стол к нарам придвинул, всех усадил. Тамарка миски, ложки, вилки всем разложила, стаканы вынесла. В передней у нее вроде чулана, чего она только оттуда не повытаскивала: и консервы всякие, и варенье, и масло сливочное, ничего не жалеет. Все на стол с такой охотой ставит:
— Кушайте, пожалуйста, кушайте!
Борис стакан водки опрокинул, горячей котлетой закусил, наблюдает.
Вероника Никандровна с Божаном как со старым приятелем чокается, выпивает, закурила, на международные темы беседу завела. И Божан ей грамотно возражает, видать, в политике здорово разбирается.
Валерий одну котлету за другой в себя запихивает — дорвался. А Марина ест, пальчик отставила, как будто для нее одной здесь все наготовили. Котлеты у Тамарки из парного мяса, сочные. Вкусно наготовила, для Мариночки, ничего не скажешь. От водки наотрез отказалась, даже глотка не выпила против простуды, как Тамарка ее ни уговаривала. Не так воспитана!