— Если все и обойдется, — говорит, — то лежать ему долго.
Катя волнуется, как с регистрацией брака? Если долго ему лежать, можно срок пропустить. Опять в загс, Иванова уже поправилась, на работу вышла.
— Что же это вы нас все атакуете? Приняли ведь у вас заявление. Всю Москву на ноги подняли. Тут и райисполком о вас печется, из Комитета ветеранов бумага пришла, ходатайство. Что вам еще нужно? Отложить регистрацию? На сколько хотите, на столько и отложим.
Отложить пришлось навсегда. Патологоанатом, выдавая нам в морге справку о смерти, успокаивал Катю:
— Он бы все равно долго не протянул. Удивляюсь, как он еще жил. У него не осталось легких, все изъедены. Он был шахтером?
Свидетельство о смерти получили сразу, все в том же загсе. Хорошо запомнили там Катю.
Хоронили Николая Петровича на Никольском кладбище, рядом с новым крематорием. Катя хотела, чтоб только обязательно в землю. Одела его во все новое, отслужила в церкви панихиду, сделала заочное отпевание, в гроб ему землицу положила и заупокойную молитву. В морг принесла красную подушечку с орденом и двумя медалями. Убрала его в гробу цветами, надушила. Меня еще спрашивает:
— Можно? Он очень духи любил.
Уже у самого кладбища, в киоске, Катя еще накупила цветов, чтобы и могилу убрать. Экономная и бережливая, направо и налево она разбрасывала пятерки, чтобы все было, как надо.
— Не беспокойтесь, бабуся, все будет в лучшем виде, — успокаивали ее могильщики нового типа: молодые, вежливые, трезвые, с бакенбардами, в модных джинсах.
Начальник участка, прехорошенькая девица в шоколадной дубленке, с наведенными голубыми веками, участливо объясняла, что во всех могилах вода, потому что зима сырая, и лучшей могилы не выбрать.
Кате нравилось обхождение, и все ей нравилось. И участок, и две березы над могилой, в которой Николай Петрович наконец обрел вечную прописку. Она и поминки по нему справила. За столом сидела просветленно и празднично. И все только дивились, откуда у человека берутся силы. А мне сказала:
— Сон видела. В Тюшевку уезжаю. Для меня и там дело найдется.
И уехала.
Чиж
Пришел, увидел, победил. Самое интересное, что даже совсем и не хотел победить. Так получилось. Профессиональная небрежность, что ли?.. Девочка сразу показалась милой, хорошо воспитанной. Такой, коротко стриженный длинноносик!
Они ввалились к ней довольно поздно — он и его приятель со своей подругой-журналисткой. Может, ничего бы и не было, закрывайся рестораны попоздней. А где посидишь? Оба они женаты. Журналистка к себе не пригласила. Расходиться им в тот вечер не хотелось, и она уговорила.
— Знаете, куда вас веду, к чудесному человеку, увидите и не раскаетесь.
Да где уж там, конечно, он не раскаивается.
Было уже около двенадцати, когда они позвонили. Двенадцатый этаж. Девочка открыла, удивилась, улыбнулась, обрадовалась.
— Входите, входите. Совсем не поздно. Я еще и не собиралась спать.
Он переглянулся с приятелем недоумевающе — школьница, совершенная школьница. А девочка уже кофе им предлагает приготовить, усаживает. Квартирка однокомнатная, как гнездышко. И сама, как птичка, ну точно Чиж. Приятеля все это взвинтило — и уютная квартирка и что хозяйка оказалась такой девочкой. Он с ходу, как тетерев, стал перед ней токовать, так, что журналистка даже вроде бы как заревновала, не ожидала такого поворота. И Чиж смутилась, но мило так отшучивается, старается как-то все отрегулировать. Умненькая девочка. Но приятель прямо-таки осыпает ее комплиментами и даже вольностями. Глазки у Чижа заблестели, а журналистка мрачнеет. Тут, естественно, пришлось вмешаться, «заприходовал» Чижика на себя. Начал помогать ей по хозяйству, стол сервировали вместе.
Наконец все устроились в кухоньке, чокнулись, распили шампанское. Сидят очень уютно, разговаривают, кофе пьют, поцеживают коньяк. А время-то бежит, и уже очень поздно, и хоть завтра суббота, но, кажется, пора по домам. Только приятель и не собирается уходить. А Чиж, поди, с непривычки, от шампанского да коньяка, захмелела, и стало ей нехорошо.
— Вы меня извините, пожалуйста, я чуть-чуть прилягу.
Приятель говорит:
— Ей плохо, и оставлять ее одну никак нельзя.
А журналистка тянет его уходить. Ну, что тут будешь делать?!
Тогда Чиж говорит ей:
— Вы вдвоем уходите, а он может остаться.
Не убежишь ведь после этого. Приятель с журналисткой ушли. Он остался. Рядом с ней на диване пристроился и уснул, как провалился. Чертовская неделя перед этим была, напряженная — с совещания на совещание, несколько приемов, смертельно устал.