– Знает. Все знает. И не полезет в это дело ни при каких условиях. Если он вам устроит встречу, к нему появятся вопросы. А подобные радости ему ни за какие коврижки не нужны. Платон Михайлович, если не секрет, зачем вам встреча с Фрэнком?
– Просто... – Платон поглядел на захлопнувшуюся за Ахметом дверь. – Я тут посоветовался... в том числе и с Ларри... Деньги из банка уже скачали. Там пусто, и векселя эти ни гроша не стоят. А Фрэнк... "Крыша" – "крышей", но свой независимый бизнес он все же имеет. Завтра буду точно знать – какой. И сделаю ему предложение. Либо он с этого бизнеса со мной рассчитывается, либо я его же собственной "крыше" большую услугу окажу. Им объяснят, откуда берутся бабки, за которые Фрэнк себе коттеджи и баб покупает. Нормально? Кроме того, я хочу по полной программе наехать на банк. Через РУОП, через прокуратуру, через КРУ Минфина. А он должен обещать, что его люди будут соблюдать нейтралитет. Затем мне и нужна встреча.
– Почему вы думаете, что он согласится?
– Потому. У него есть бизнес, про который знают только он и Корецкий, И он отстегивает Корецкому процент – маленький-маленький. Если я этот бизнес засвечу, маленький процент превратится в большой. А бизнес окажется под колпаком. Правильно я говорю, Федор Федорович? Кроме того, в скачанных трех миллионах у Фрэнка есть доля. Я ее оцениваю примерно в полмиллиона. Он ведь должен понимать, что эти деньги он взял у меня. Разве нет?
– Логично. А если он сообщит о встрече Корецкому?
– Зачем ему это? По личному бизнесу Фрэнка Корецкий состоит у него же на жалованье. Значит, прикрытия конторы нет. Чем ему Корецкий поможет? Да и самому Васе раскрытие карт невыгодно. У него зарплата кончится. По правилам, все верно. Они взяли наши бабки. Отдали известно кому. Теперь рассчитаются своими. Впредь будут знать, с кем стоит связываться, а с кем нет.
Федор Федорович надолго замолчал. Видно было, что пока он ужинал, Платон провел серьезную работу по сбору информации. И предложенная им стратегия была логически безупречна. Поэтому Федор Федорович вынул из внутреннего кармана пиджака авторучку, нацарапал на листе бумаги семь циферок и сказал:
– Позвоните по этому номеру. Попросите Фрэнка Мамедовича. Скажите, что номер Аркадий дал. Все, что могу.
Уже возвращаясь домой и глядя на начинающее светлеть небо, Федор Федорович вспомнил строки Андрея Вознесенского про загадочный и опрокидывающий все расчеты "скрымтымным", и ему стало несколько не по себе.
Ибо, несмотря на убийственно точную логику Платона, в душе Федора Федоровича гнездилось смутное понимание, что "скрымтым-ным" должен где-то проявиться.
Рассказ о печальном Пьеро
– Так, – сказал Платон. – Быстро рассказывай. Где у нас чего. Мария разложила на столе веер из паспортов и билетов и открыла свою черную книжечку.
– Вылет в Сан-Франциско завтра. Туда вы прилетаете в шестнадцать пятнадцать, сразу из аэропорта едете в гостиницу, в восемнадцать ровно ужин с МакГрегором. В семь пятнадцать утра самолет в Лос-Анджелес. Там вас встречает Ларри, вы обедаете в Голливуде и последним рейсом...
– Во сколько последний рейс? Ты время называй!
– В половине седьмого. Ночуете в Нью-Йорке. Вот номер заказа в "Шератоне". Вот нью-йоркский номер Григория Павловича, ему надо позвонить сразу же, как приземлитесь. Он скажет, когда самолет в Детройт. В Детройте у вас переговоры весь день...
– В какой день? В какой?
– В среду. В четверг утром вы вылетаете "Дельтой" в Турин. Платон шумно выдохнул воздух и стукнул по столу ладонью.
– Какой, к черту, "Дельтой"? Я тебя третий раз прошу – называй время. Ничего не понимаю...
– Это... это... – у Марии задрожал голос, – в восемь ноль-ноль. В Турине вы просто ночуете, потом вас ждет самолет с Завода, будет часовая посадка в Москве, и сразу же на Завод.
Платон обхватил голову руками и о чем-то задумался.
– Класс! – наконец подвел он итог. – Класс! Склеилось. Ты чего? – спросил он, взглянув на Марию.
– Все нормально, – ответила Мария. – Порядок. Вас приехать проводить?
– Да не нужно, – отмахнулся Платон. – Все примерно понятно. Знаешь что? Ты положи билеты и прочее в большой конверт, в коричневый... И бумажку туда запихни, напиши все, что сказала. Я разберусь. Ладно?
Когда Мария повернулась, чтобы уйти, он вдруг окликнул ее:
– Послушай... Тебе привезти что-нибудь? А? В голосе его зазвучали виноватые нотки. Мария помолчала, глядя на Платона исподлобья, потом улыбнулась и сказала:
– Пьеро.
– Что?
– Куклу. Такого печального Пьеро. Печального-печального. В белом балахоне и с черными бровями. Платон расхохотался:
– А веселый Пьеро бывает?
– Нет, – ответила Мария. – Веселого Пьеро никогда не бывает. Он бывает только печальный.
– Ладно, – согласился Платон и черкнул что-то на бумажке. – Пусть будет Пьеро. Договорились,
За весь перелет Платон вышел на связь только однажды, причем Мария не сразу поняла, с какого побережья он звонил. На часах было половина четвертого утра.
– Привет, – сказал Платон, и по голосу Мария поняла, что он немного выпил. – Как дела?
– Все в порядке, – отчиталась Мария, подтягивая сползшее на пол одеяло. – Ждем вас.
– Ага! Дай мне быстренько кого-нибудь из девочек.
– Платон Михайлович, девочек нет. Платон мгновенно взвился.
– А где все? Что у вас там происходит?
– Ничего не происходит. Просто у нас половина четвертого утра.
– Ох ты! – расстроился Платон. – Совершенно из головы вылетело... Я тебя разбудил? Извини, ради бога. Извини. Мария промолчала.
– Да, – сказал Платон. – Я скотина. Ладно. Я потом позвоню. Кстати... Знаешь что?
– Что?
– Я про куклу твою помню. Про Пьеро. Правда.
– Спасибо, – ответила Мария. – Но это вовсе не обязательно.
– Ладно. Разберемся. Все, обнимаю тебя. Днем позвоню еще.
Днем Платон не позвонил. Прорезался он, только когда заводской самолет приземлился в Москве.
– Послушай, – сказал он Марии. – Я с охраной передам записку. Ты сделай все, что там написано, а потом убери к себе в сейф. И тебе будут нужны деньги... Возьми у Мусы пять тысяч. Ладно? Лучше шесть! Точно! Возьми у него шесть тысяч. Я прилечу послезавтра, надо, чтобы все уже было.
Весь день Мария выколачивала из скрывающегося от нее Мусы деньги, к вечеру он сдался и вручил ей четыре тысячи.