А с начальником смены поговорить можно? Нет, нельзя. А с мастером? Тоже нельзя. Что? И с мастером нельзя? Слесаря вызовите сюда, я объяснить хочу. Невозможно, это нарушение правил обслуживания. Слушай, дорогой, можно я в ремзону пройду, мне поговорить надо. Нет, вход в ремзону запрещен, если хотите посмотреть, как чинят вашу машину, пройдите, пожалуйста, сюда, вам сквозь стекло все будет отлично видно. Да что ж это за порядки такие? Правила фирмы. Еще кофе желаете? И долго еще одуревший клиент мотал головой, отгоняя дорогие его сердцу воспоминания о дяде Сереже с Варшавки, долгих и проникновенных разговорах о непонятном скрипе при переключении передачи и фантастическом чувстве облегчения в момент передачи увлажненной трудовым потом десятки из рук в руки.
Со всей страны в бывшую княжескую псарню потянулись представители золотоискательских артелей и угольных бассейнов, металлургических заводов и еще не совсем разорившихся колхозов, творческих союзов и начавших входить в силу коммерческих структур, управлений внутренних дел и бандитских группировок. И все они – чистые и нечистые – были в инфокаровском предбаннике как в райском саду: никто никого не ел, и седые опера с многолетним стажем мирно соседствовали с мрачноватыми, увешанными золотыми цепями образинами, а демократ с трясущейся от возвышенных идей козлиной бородкой стрелял сигаретку у типичного представителя партноменклатуры.
Черный верх, белый низ есть? Есть.
Белый верх, черный низ есть? Есть.
Чтоб внутри было мягенъкое, есть? Тоже есть. Все есть. Вот утвержденные цены. Идите в кассу.
А вот такое тоже есть? Нет, вот такого нету. Остальное все есть, а такого нет.
Это не вполне соответствовало действительности. Было все. Но кое-что Ларри держал в неприкасаемом резерве, о чем, помимо директоров стоянок, не знал никто. И вокруг этого дефицита закручивались привычные людские водовороты, кипели страсти и разыгрывались нешуточные трагедии.
Тяжелый, блин, бизнес...
– Простите, как ваше имя-отчество?
– Зиновий Владимирович.
– Зиновий Владимирович, очень приятно. Можно к вам с просьбой?
– Слушаю вас.
– У меня большое горе, Зиновий Владимирович... – Посетитель тряс головой, смахивая слезу.
– Какое горе?
– Моя жена должна вот-вот родить.
– Поздравляю вас. А почему горе?
– У меня вчера угнали машину.
– Ай-яй-яй, как я вам сочувствую. Так в чем вопрос?
– Понимаете, жена пока еще не знает. Если узнает, страшная новость просто убьет ее.
– Что вы говорите!
– Настоящий ужас! Она так любила эту машину...
– Так чем могу?
– Зиновий Владимирович, дорогой, мне срочно нужно купить такую же. Помогите, пожалуйста.
– Какая модель?
– "Пятерка". Белая. Внутри кожа.
– Так в чем вопрос? Посмотрите в окно. Там стоит полтысячи белых "пятерок". Выбирайте и идите в кассу.
– Вы меня не поняли, Зиновий Владимирович. Машина должна быть точно такая же. Понимаете? Точно такая же. Чтобы нельзя было отличить.
– Понимаю. Ну так что?
– Дайте мне вашего человека, пусть лично со мной походит пару часов. Я посмотрю машины. Иначе жена просто не переживет...
– Понял вас, – говорил Зиновий Владимирович, косясь на дверь, за которой толпилось еще человек двадцать. – Вам механика надо. На пару часов. И все?
– Все! Вы не думайте, я компенсирую.
– Паша, – кричал по селектору Зиновий Владимирович, – зайди быстро.
– Вот клиент, – говорил он возникшему Паше. – Окажи ему особое внимание. Пару часиков походи с ним, покажи машины. Пусть выберет, что ему нужно. Понял? Часа через два появлялся будущий счастливый отец.
– Зиновий Владимирович, – захлебывался он от восторга, – нашел! Представляете, нашел как раз то, что нужно. Вы меня спасли. Это вам! Нет, нет, не вздумайте отказываться, это от чистого сердца.
И сердобольный муж исчезал, кланяясь и прикладывая руку к груди.
Только глубокой ночью, проходя по уже избавленной от покупателей стоянке, Зиновий Владимирович узнавал, что обласканный им посетитель выбирал машину не один, а с женой, и никаких признаков приближающихся родов в ее фигуре не обнаруживалось, и что, пересмотрев несколько "пятерок", они перешли к "четверкам", потом, само собой, к "восьмеркам", а потом клиент потянул Пашу к стоявшим в укромном месте "девяносто девятым", ткнул пальцем и сказал строго:
– Беру эту!
– Тебе кто разрешил выдавать машины из резерва Ларри?! – вопил трясущийся Зиновий Владимирович, предвидя неминуемую расправу.
– Вы же и разрешили, – отбивался Паша, – вы мне что сказали? Особое внимание – раз, показать машины – два, пусть выберет то, что нужно, – три. А что, не надо было?..
Изощренность клиентов, всеми правдами и неправдами пытавшихся вышибить из "Инфокара" какую-нибудь халяву, превосходила самые изысканные деяния Остапа Ибрагимовича Бендера, Ходжи Насреддина и Жиль Бласа из Сантильяны.
– Заберите, – говорила случайно попавшемуся под руку Сысоеву рыдающая девица, и слезы с ее пушистых ресниц разлетались горизонтально, – заберите у меня эту кровавую машину, я вас умоляю, заберите ее, я ни спать, ни есть не могу...
– Что случилось? – бледнел и волновался Виктор, наливая девице воды. Девица брякала зубами о стакан и постепенно успокаивалась.
– Вы продали мне машину. Месяц назад.
– Я?
– Нет же, не вы. На вашей стоянке. "Восьмерка", длинное крыло, "мокрый асфальт"
– Так, так. – Виктор кивал головой, пытаясь сообразить, каким образом девице удалось проникнуть в резерв Ларри. – Продолжайте, пожалуйста.