Я потёр висок, помогая своим извилинам, и пробормотал, не совсем уверенный в мудрости своего совета:
— Постарайтесь вызвать у них нечто похожее на сочувствие. Они в общем-то ребята не злые.
— Сочувствие? Каким образом? Я для них главный враг, — удивилась эта дама.
— Вы тоже бываете как бы в их положении, от вас всё время требуют то или другое. И если что-то не так, вас, конечно, не выставят из класса, не влепят двойку, но, извините, выговор вмажут, а то и выгонят с работы, — пошутил я кисло.
— Считайте: я вас не поняла, — обиделась директриса и, не попрощавшись, пошагала дальше.
— Какое совпадение! Я тоже иногда не понимаю себя, — промямлил я вслед рассердившейся женщине.
Из гороно извилистая тропа повела меня по книжным магазинам. Я весь день запасался впрок — учебниками, программами и тетрадями. Сегодня же вечером мне предстоит, выражаясь языком военных стратегов, прямо с марша ввязаться в бой, то есть вести уроки в каких-то, и неизвестно каких именно, классах.
Потом я пообедал, а заодно и поужинал в чебуречной — кто знает, когда покормишься в следующий раз? — и поволок себя в школу.
Мне пришлось пересаживаться с трамвая на троллейбус, затем с троллейбуса на трамвай, потом плутать по рабочему посёлку. Но вот и школа — серое типовое здание в три этажа. С утра в этом доме учатся дети, вечером — рабочая молодёжь. Что ждёт здесь незадачливого Нестора Северова?
И зря торопился — учительская была на замке. Я прислонился к стене возле дверей, смиренно отдаваясь в руки судьбы, — всё равно она и дальше будет гнуть своё, так стоит ли брыкаться или просить о милости.
Из открытых дверей ближайшего класса тянуло сквозняком. Там проветривали и убирали, со скрежетом двигали парты. Вскоре из класса вышла пожилая женщина в чёрном халате, в одной руке ведро, — надеюсь, не пустое, — в другой щётка на длинной палке. Она обила о пол щётку и, заметив меня, пожаловалась:
— Придут, натопчут. Нет чтоб убрамши закрыть школу, не пускать никого. Нехай стоит себе чистая до утра, а то и всю неделю.
— Остроумная мысль, — сказал я одобрительно.
— А ты озорник. Небось пришёл исправлять двойку? — спросила она деловито.
— Я ваш новый учитель, — ответил я несколько высокомерно, видать, по её мнению, человек с моей комплекцией годится только в ученики.
— Неужто там не нашли кого поматерей? Прислали такого молоденького! — осудила она гороно. — Тебя же здесь изотрут. Они как сатаны!
— Кто они? — насторожился я.
— Кто-кто. Ученики, вот кто! — рассердилась женщина на мою тупость и перешла в другой класс.
Первыми появились две женщины с хозяйственными сумками. Они спорили о каких-то шторах. Одна утверждала, мол, их следует купить, такой случай, по её мнению, не представится может никогда. Вторая возражала — её беспокоил лимит.
Я вошёл следом за ними в учительскую, деликатно влез в спор и представил им свою скромную личность. Первая женщина была директором школы. Она едва не кинулась мне на шею, так кстати, оказывается, я пришёл. Их историк заболел туберкулёзом, в полном расстройстве чувств бросил своих учеников и поспешно укатил в Сальские степи — пить жир сусликов. Все классы, начиная с шестого и кончая девятыми, осиротели. Лишь в десятых историю вела сама директор. Словом, наследство осталось мне запутанное — где-то что-то начато и где-то что-то не закончено.
— Заодно поведёте классное руководство. Ваш класс — девятый «А». Этот сумасшедший, замечательный девятый «А»! — вдруг произнесла она сентиментально и тут же вновь буднично добавила: — Так мы его именуем меж собой. Он наша слабость. Но если официально, обычный класс, не лучше и не хуже остальных. В общем, явится завуч, введёт вас в курс дела, и вы, надеюсь, сразу засучите рукава. А пока познакомьтесь с расписанием уроков. Посмотрите: где у вас первый, ну, и прочие. Мы же, извините, займёмся нашими финансами.
И снова в моей жизни выплыл девятый «А»! Другой, но тоже девятый и непременно «А»! Это что? Насмешка судьбы? Или пуще того — злой рок?
Я последовал совету директора и занялся расписанием, висевшим на доске объявлений. Мой дебют пал на шестой класс, единственный к школе. И ещё из расписания следовало: сегодня я буду занят почти по полной программе, на пяти уроках из шести. Почему-то вспомнилась строка из цирковой афиши: «Весь вечер на манеже…» И всё же пока мне не верилось, будто происходящее касается меня, прогремит звонок, и я, такой славный и не заслуживающий этой доли, отправлюсь на урок, затем на второй… и так потечёт моя бедная жизнь. Казалось, вот-вот кто-то откроет дверь и скажет: «Северов, произошло дурацкое недоразумение, представьте, ха-ха, к школе вы не имеете ни малейшего отношения. Вы свободны!»