Пьяный папин рот хрустит заячьим ребрышком.
— Это природа с тобой в дурачки играет, — продолжает он, — козырным кроет, жалостью. А ты бей, не жалей. Чего его жалеть, зайца? Природа-мать щедрая, наплодит.
Пьяную папину болтовню Женька слушает вполуха. Не ему судить, прав папа или нет. Лично ему ничего не надо. У него другие идеалы: не богатство, не прибыток в доме, а нечто другое. Что? Этого Женька точно не знает. Но знает точно — не домашний уют и не то, из чего он складывается. Мама и папа! Женька вас любит и жалеет. Может быть, вы не во всем правы, не ему, Женьке, вас судить. Вы живете так, как вас научила жизнь. Возьмите себе телевизор, холодильник, пылесос, стиральную машину — все, что есть в доме, все, что еще в нем появится, а ему, Женьке, дайте одно море. Нет, не одно, а вместе с кораблем: без корабля море все равно что пустыня без верблюда, мертвое.
Здравствуй, корабль-верблюд! Полный вперед, капитан Женька! Эй, впередсмотрящий, не зевать! Как вахта, моряки братишки?
Че-пу-ха… Нет у Женьки ни корабля-верблюда, ни моряков братишек. Самого Женьки-капитана и того нет. Есть просто Женька-пионер, если не сказать бывший. А что, вполне возможно. Возьмут и выкинут за «комиссарство» на грачином побоище. Сегодня же и выкинут. Потому что сегодня совет отряда и его, Женьку, вызвали. Если не затем, чтобы выкинуть вызвали, то зачем же еще? Ясно, за этим. Ну и пусть выкидывают. Зато он всем доказал: никакой он не тихоня, а командир не хуже других.
Командир! Женька горько усмехается. Был командир, а стал заяц. Как это папа говорил: «барьер жалости». А верно, есть такой. Он, когда в первый раз, по грачу из рогатки, рука дрогнула. Есть, есть барьер. А теперь вот по нему из рогатки… все равно что из рогатки, не камнем, а словом. Не все. У всех духу не хватит. Барьер… Не смогут по живому. А у кого хватит, заклюют — не пожалеют.
Часы бьют пять. В семнадцать тридцать три — совет. Женька надевает пальто.
— Куда это? — сердито спрашивает мама, паря в кухонном чаду.
Женька, не отвечая, выходит. Знает, спрашивает для порядка, не требуя ответа. На коньке крыши Вороновых светит красная звезда — знак того, что в доме совет. Приходи кто хочешь и с чем хочешь. Воронок за столом с часами. В углу, возле шведской стенки, Мишка-толстый, сестры-близнецы Оля и Поля и еще человек пять. В руках у близнецов гантели. Они суют их Мишке-толстому и обижаются, что тот не берет.
— Ну, Мишенька, — наседает Оля, — чего тебе стоит? Мы ведь поспорили.
— Сколько выжмешь, столько и ладно, — упрашивает Поля.
Мишка-толстый злится. Нашли, на что об заклад биться: сколько раз он гантели выжмет. Дай им волю, они его завтра лягушек глотать заставят. Мы, мол, поспорили, глотай, Миша, сколько проглотишь, столько и ладно, толще будешь. Не будет он лягушек глотать, не будет гантели выжимать, на то утро есть, физическая зарядка…
Рядом с Воронком Генка Юровец. Ковыряется в транзисторе. Поковыряет, поднесет к уху и слушает, как муху в спичечной коробке.
Все члены совета в сборе. Одного Юры Ермолаева нет. Но он непременно придет. Хоть с опозданием, но придет. Генка Юровец и Воронок переглядываются. Им так хочется, чтобы Юра Ермолаев не изменил своему правилу и опоздал сегодня, как всегда. В последний раз опоздал. Потому что другого раза уже не будет. Они его отучат опаздывать. Женька, попав на совет, стал невольным свидетелем заговора против самого рассеянного из членов совета отряда Юры Ермолаева. Подробности ему не известны, но он знает: опаздывающему Юре Ермолаеву приготовлен какой-то сюрприз.
На Женьку Орлова никто не смотрит. А взглянет, забывшись, словно обожжется. Если смеялся, нахмурится, если говорил, замолчит. Странно, он перед ними — виновник, а они вроде сами себя перед ним виновниками чувствуют. Это потому, что наказывать собираются и барьера жалости боятся.
Внешне Женька спокоен, внутри — мина замедленного действия, дерни — взорвется.
— Внимание, внимание… — Генка Юровец в своем репертуаре. Держит немой транзистор, как микрофон, и пытливо, как заправский репортер, поглядывая вокруг, говорит о том, что видит. — Внимание, внимание… Наши микрофоны установлены в штабе зоны пионерского действия «Восток-1». До начала заседания штаба остается ноль часов три минуты. Председатель совета отряда имени Гагарина, он же начальник штаба зоны Игорь Воронов, он же Икар Воронок, нетерпеливо посматривает на часы. Вожатый звена, он же член совета отряда Михаил Онуфриев, он же Мишка-толстый, не теряя времени, прививает любовь к физической культуре и спорту сестрам-близнецам, членам совета отряда Оле и Поле.