Леша не двинулся. Стоял, насупившись, и краснел.
— Что же ты? — улыбнулась Зоя Анатольевна, обратив к нему доброе, как луна, лицо.
Леша пылал как мак.
— Я не знаю, — сказал он, потупив глаза.
— Чего не знаешь? — удивилась Зоя Анатольевна.
— Как они расстегиваются.
В лагере, куда он попал с младшей группой, было того хуже. Леша отказался мыться в бане.
— Потому что вода мокрая, да? — пошутил остроумный Гриша, вожатый отряда младших пионеров.
— Нет, — сказал Леша, — потому что… без бабушки.
Когда он подрос, на горизонте замаячил дедушка Помазанцев, папин отец. Сперва в адрес бабушки Гордейчук на имя внука Помазанцева журавлиной стаей потянулись письма. Потом явился и сам дедушка Помазанцев, маленький, щупленький дед-с-ноготок. Бабушка Гордейчук, предупрежденная телеграммой, встретила дедушку Помазанцева на вокзале с обратным билетом и заплаканным лицом.
— Укатил внучек… В лагерь «Артек» укатил.
Дедушка Помазанцев чертыхнулся, взял билет и, оставив бабушке Гордейчук гостинцы, с первым поездом отправился в Зарецк. А бабушка Гордейчук с дедушкиными гостинцами отправилась в… «Артек». Нет, нет, не в тот, что на Черном море, — Всесоюзный, а в тот, что на речке Ворожейке, районный, к своему любимому внуку Леше, которым она ни с кем не собиралась делиться.
Увы, ей пришлось это сделать тем же летом. Врачи обнаружили у бабушки Гордейчук подозрительную опухоль и положили в онкологический институт на исследование. Надолго ли? Врачи сказать не могли. Может, на месяц, а может, на год. Все зависело от характера заболевания. Перед тем как лечь в больницу, бабушка Гордейчук распорядилась Лешиной судьбой: отправила внука к дедушке Помазанцеву, рассудив, что если отправит к отцу, то, чего доброго, потом и обратно не выцарапает.
Так Леша Помазанцев оказался в Зарецке.
В первый день приезда, перед тем как лечь спать, он мучительно долго мялся, пыхтел, краснел и, наконец, подняв на дедушку Помазанцева голубые глаза, спросил:
— А кто меня разденет?
Маленький дедушка Помазанцев сперва опешил, потом радостно крякнул и бросился к внуку:
— Да я же… внучек мой…
Он, как и бабушка Гордейчук, рад был служить внуку-«принцу».
Вот и сидит теперь, съежившись, в красном углу штаба — месте почетных гостей — под осуждающими взглядами ребят. Дедушка Помазанцев обвиняется в том, что лишил своего внука Лешу самостоятельности. Дедушка теребит тощую и колючую, как хвойная лапка, бороденку и в толк взять не может, за что его осуждают. Философия у дедушки Помазанцева примитивная: он своему внуку не враг. И внуку от него ни в чем отказа нет. Вырастет — намается, как намаялся он, дедушка Помазанцев.
Но напрасно внушает он все это ребятам. Дедушкина философия здесь не приемлется. Уважая старость, ребята внешне держатся спокойно, но внутри у них все кипит. «Вырастет — намается…» Не он намается, а с ним намаются. Потому что при таком воспитании, что из него вырастет? Человек-рот, вот что. Потребитель, а не производитель. Одним словом, какие будут предложения?
Воронок ждет ответа.
Ребята, задумавшись, молчат. Мишка-толстый, думая, пыхтит. Генка Юровец как на иголках. Он то поднимает, то опускает руку, борясь сам с собой: ни одно предложение не может взять в нем верх. Близнецы сестрички — Оля и Поля — быстро-быстро переглядываются. Другие сидят, потупив глаза, почесывая в затылках…
На карте зоны пионерского действия горит желтый флажок тревоги: человек в беде! Имя человека — Леша Помазанцев. Через пять минут он будет здесь и предстанет перед лицом своих рассерженных товарищей.
Дедушка Помазанцев тоже ждет. «Думал, как лучше, а вышло эвон как…» Дедушка Помазанцев ищет себе оправдания в прошлом.
Пока ребята думают, мы успеем познакомиться с этим прошлым.
Дедушка Помазанцев всю жизнь работал. И те, среди кого он жил, тоже работали. Но были среди них и такие, которые «жали, не сея», пожирали то, что сеяли другие. Они жили легко и весело. Так, по крайней мере, казалось тем, кто этой легкой жизни никогда не нюхал. Андрею Помазанцеву тоже хотелось жить легко, но заработанного едва хватало на то, чтобы жить, как все: есть без разносолов, одеваться без шика, греть бока не на черноморских пляжах, а песчаных берегах родной Снежки. Мечтой о легкой жизни он как-то поделился с Егором Сергеевым, соседом, бывшим авроровцем.
Плотный Егор долго смотрел на щупленького Андрея. Потом спросил:
— Ты, Андрей, кататься любишь?
— Ну, — сказал Андрей Помазанцев, не догадываясь, к чему клонит авроровец.