Леша догадался: рассматривал фотографии и взгрустнул. Ему тоже бывает до слез грустно, когда он смотрит на мамину фотографию. Мама держит его, маленького, на руках и улыбается. Мама улыбается, а он всегда плачет, когда видит ее на фотографии. Так вот, наверно, и дедушка. Увидел себя молодого, несчастного, пожалел и заплакал.
Увы, не от жалости заплакал старый Помазанцев. Не от жалости, а от ненависти к тому себе, которого он увидел на миллеровских фотографиях. Вот он в лаптях пляшет перед эсэсовцами камаринского. Вот он на доске, перекинутой через бревно. На одном конце он, маленький, тщедушный, с вымученной улыбкой, на другом — хохочущий герр комендант: кто кого перетянет… А вот и совсем страшное: пленный Помазанцев грозно целится из автомата в других пленных. Автомат не был заряжен. Кому-то из охранников просто хотелось пошутить, но, поди, докажи теперь, как тогда было дело.
— Ты иди, я сейчас, — сказал дедушка Помазанцев Леше. — Только в магазин сбегаю. Угостить надо.
Дедушка Помазанцев убежал, а Леша остался один на один с немцем. Гость полюбопытствовал, чем Леша занимается в свободное время. Леша сказал, что он красный следопыт и изучает родной край.
— О! — сказал Миллер. — Это очень любопытно есть. Ответь, сколько машин за один час пропускает городской мост?
Леша пожал плечами.
— А сколько человек ваш город есть подписчик цайтунг «Правда», цайтунг «Труд», цайтунг «Красная звезда», цайтунг «Пионерская правда»?
Леша развел руками. Не мог он ответить и на то, сколько составов проходит через Зарецк за час, за шесть часов, за сутки.
— Это есть занимательный арифметик, — сказал Миллер, — а ты не есть красный следопыт.
Леша обиделся:
— Нет, я есть красный следопыт.
Миллер насмешливо поджал губы:
— О, нет. Быть красный следопыт — значит любить и знать свой край. Сколько есть магазин, мост, больница, завод, школа, пекарня… Сколько давать, производить товар, вещь айн минут, айн час, айн месяц, айн год…
— Я буду знать, — загорелся Леша. — Спасибо.
Он искренне благодарил Миллера за подсказку. Вот когда он утрет нос тем, кто сомневается в его самостоятельности. Только бы Миллер не проговорился. А зачем ему проговариваться? В городе его никто не знает, и он не знает никого, кроме дедушки. Побудет и уедет. Вот только, если в школу захочет зайти… Тогда Лешина карта бита. Миллер может и других научить «занимательной арифметике». Пусть учит. Леша все равно будет первым. Потому что раньше других возьмется за дело. Возьмется и будет лучше других знать родной край. Для начала по совету Миллера он решил узнать, сколько поездов проходит через Зарецк ежедневно, что везут и в каком направлении. Через день Миллер обещал зайти и познакомиться с Лешиной арифметикой.
Вернулся дедушка Помазанцев и принес бутылку столичной. Миллер обрадовался ей, как родной:
— О, русский водка, гут! гут!!
Лешу дедушка Помазанцев прогнал спать. Леша не возражал. Забрался на сеновал и заснул. Проснулся ни свет ни заря. Посмотрел на часы и ахнул: двенадцать! Вовремя проснулся. Начинались новые сутки. Пора было приступать к наблюдению. Леша вооружился дедушкиным биноклем, припасенным с вечера, распахнул чердачное оконце и вылез на крышу. Было тихо и лунно. Только и звуков, что взвоет, проснувшись, собака, гавкнет раз, другой на недосягаемое небесное лакомство, и снова покой. С крыши сеновала станция как на ладони. Конфетными огоньками мерцают светофоры. Как лезвия сабель, поблескивают в лунном свете рельсы. Чу, где-то грубо и коротко одна, без оркестра, рявкнула духовая труба. Леша по звуку догадался — шел товарняк, пассажирский гудит нежней. С юга налетел веселый железный гром. Замелькали пузатые вагоны с башенками. И пока гром удалялся на восток, Леша успел сосчитать цистерны. На тетрадном листе появилась первая запись: «7.6. 050. Ю. Н. 54». Она расшифровывалась так: седьмого июня в ноль часов пятьдесят минут на юг проследовал состав с нефтью в количестве пятидесяти четырех вагонов». Хорошо или плохо то, что он делает? Леша даже не подумал об этом. Взрослые обычно всегда все делали за него: мама, бабушка, дедушка Помазанцев… А когда ему, правда очень редко, случалось выполнять распоряжения взрослых, он выполнял их беспрекословно, не думая о последствиях. Ведь ему всегда и везде внушали, что распоряжения взрослых непогрешимы, забывая почему-то сказать, что взрослые тоже бывают разные — хорошие и плохие, а значит, и советы могут быть добрые и дурные.
Целые сутки провел Леша на сеновале, слезая лишь затем, чтобы поесть. Но и за едой он внимательно прислушивался к тому, что происходило на железнодорожном узле. Пели рожки сцепщиков… Перекликались маневровые паровозы… Эти звуки не интересовали Лешу. Но стоило вдали загромыхать бегущему через Зарецк составу, и Леша прямо из-за стола устремлялся на наблюдательный пункт.