— Ну, чо-о? — огрызается он.
— «Чо-о» койку трясешь? — передразнивает сосед.
— А-а, — вспоминает Левша. — Сон смешной приснился. Будто я, — Левша гыгыкает. — Будто я… Пироги ел…
Смех, как весенний гром, сотрясает спальню.
— Пи-ро-ги! Ха-ха-ха… Пи… хи-хи-хи… Ро… хо-хо-хо… Ги… хи-хи-хи!
Смешной сон… Левша задумывается. Смешной, а знакомый. Как будто все это уже было в его жизни: и солнечные башни-дома, и красные ящики с пирогами и сластями… Ну, конечно же было! Об этом при нем вслух мечтал Столяров. Левша, слушая, глотал слюнки и не верил ни одному его слову. Чтобы он, Левша, жил в солнечной башне? Ел сколько хотел и не платил за съеденное? Ни в жизнь. Он не буржуй, чтобы хорошо жить. Так и тезке сказал.
Столяров удивился.
— Как, не жить? А революцию, по-твоему, мы для чего делали?
— Чтобы буржуев долой!
— Верно. А потом?
Левша не знал. Ну, что потом? Ответил, как мог; целое, не драное, носить, в чистом, не грязном, спать, сытым, не голодным, быть…
— Чтобы лучше буржуев жить! — перебил его чекист.
Левша недружелюбно посмотрел на говорившего: прогнать буржуев, чтобы самим, как буржуи, жить? Контра он, а не чекист. Левше показалось, будто он теряет лучшего друга, и на глазах у него навернулись слезы. Столяров опешил.
— Ты чего?
— Не хочу… буржуем…
— Сознательный! — усмехнулся Столяров. — Но ты не бойся, не станешь. Не для того мы прежних прогнали, чтобы новых, — он похлопал по шее, — себе посадить. Захочешь и то не сможешь. И никто не сможет.
Левша как будто понял. Если кто и захочет стать буржуем, побоится чека и не станет.
— Чека, да? — подмигнул он.
— При чем тут чека? — воскликнул Столяров. — Просто жизнь так будет устроена, что никто не сможет стать буржуем. Не понимаешь?
— Не, — мотнул головой Левша.
— Видишь, вон там дерево? На чем оно держится?
— На корнях.
— А буржуй на чужом труде. Это его корень. А мы в революцию тот корень — под корень: кто не работает, тот не ест.
Левша задумался. Так-то оно так. Но буржуй почему хорошо жил? Потому что на него тыщи людей работали. Как же он, Левша, лучше буржуя жить станет, если только сам на себя работать будет? Ну-ка, тезка-чекист, что скажешь?
Молчит. Уставился на дерево, под которым стоят, и не сводит с него глаз. Дался ему этот дуб…
— Буржуй — дерево, — сказал вдруг Столяров.
— А? — удивился Левша. — Почему буржуй?
— Ну как же, — сказал Столяров, — все себе: солнце, воздух, воду, а им, — он коснулся рукой худеньких саженцев, гибнущих в тени буржуя-дерева, и сложил фигу, — а им — вот, с маслом.
Левша просветлел: у деревьев, как у людей. Вот и ответ на его вопрос. Не будет буржуев у тех и других, всем хватит света и счастья — деревьям и людям. Может, и он, Левша, поживет в солнечной башне, сладко попьет, вкусно поест…
Вот что вспомнилось Левше, когда он думал о происхождении своего смешного сна. А потом, спустя несколько дней, Столяров уехал.
Левше вспомнилось, как он провожал его. Они свернули с Чистых прудов на Мясницкую и пошли к трамваю. Левша то и дело стрелял глазами по вывескам, оставшимся от старого режима. Читал по складам, размышляя над прочитанным. «Вен-ска-я гну-та-я ме-бель». «Венская какая-то. Гнутая зачем-то. Привыкли эти буржуи, чтобы все на них спины гнули. Вот и мебель гнуть стали…»
«Про-да-жа бу-ма-ги пис-чей поч-то-вой и ри-со-валь-ной Ива-на Ва-силь-е-ви-ча Жу-ко-ва». Заколочен магазин. Знать, ни клочка бумаги не осталось. Вся на революцию пошла. А жаль, что не осталось. Ему рисовальная позарез нужна. Он бы себя нарисовал, с винтовкой, и буржуя с большим животом. Он бы не испугался, что буржуй большой, а он маленький. Так бы штыком полоснул: не лезь на республику рабочих и крестьян. А они, буржуи, слышно, со всех сторон лезут.
Навстречу группами, в одиночку шли люди: в картузах, ватниках, худых пальтишках, в ношеных сапогах, солдатских обмотках, а кто и в лаптях, но шли веселые, горластые, споря и доказывая друг другу неизбежность мировой революции.
— Теперь пошло, покатилось, — кричал замасленный рабочий картуз какому-то старорежимному котелку. — Теперь не остановить, пока земной шар не зальет. Девятый вал. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…»
Котелок затравленно оглянулся и ускорил шаг.
Вдоль тротуаров стояли фонари, похожие на маленькие стеклянные избушки на курьих ножках. Слепые избушки. По ночам в их окошечках не было света. Электричества в Москве не хватало, как хлеба.