— Неужели не мог удрать?
— Мог, — спокойно ответил я.
— Почему же он не…
— Потому что не хотел, — перебил я его.
Командир сжал кулаки.
— Значит, измена?
— Я этого не сказал.
— А что ты сказал? — спросил командир.
— Что он сдался в плен, — сказал я.
— Сдался, чтобы изменить, — сказал командир.
— Нет, — возразил я, — чтобы помочь.
— Противнику, — сказал командир.
— Нет, — сказал я, — нам.
— Каким образом? — спросил командир.
— Соберет разведданные и передаст мне.
— Каким образом? — как кукушка, повторил командир.
— Это наша тайна, — сказал я.
Под вечер я отправился на свидание с Павкой. Солнце, увядая, роняло на землю последние лучи. Воробьи, прощаясь с ним, орали так громко, будто никогда больше не надеялись увидеться с ним снова.
Я проскользнул под носом у часовых противника и забрался на сосну, над которой расположился отряд юнармейцев, пленивших Павку. Мой друг, связанный по рукам и ногам бельевой веревкой, пластом лежал на полянке. Единственный орган, которым он мог действовать, был язык. И Павка действовал им, как умел.
— Эх, вы, — корил он окружающих. — Разве так с пленными обращаются? Я к вам — добровольно, а вы…
Но никто в Павкино благородство не верил.
— Заткнись, шпион, — кричали ему со всех сторон.
Я щелкнул соловьем.
Павка встрепенулся и украдкой посмотрел на сосну. Увидел меня и весело подмигнул. Он еще мог веселиться! Впрочем, надо отдать должное моему другу, он ни в каких передрягах не терял присутствия духа. Но сейчас, на что он мог надеяться сейчас? Как, связанный по рукам и ногам, мог передать мне разведданные?
Заиграла гармонь. Внизу плясали. Выступала «фронтовая» бригада. Раздались аплодисменты и почти одновременно с ними — сатанинский хохот Павки.
— Хи-хи-хи, ха-ха-ха, хо-хо-хо…
Юнармейцы рассерженно набросились на Павку.
— Эй, ты чего тут, ну?
— Ой, не могу… — стонал Павка. — Танец умирающих барашков на льду… Ой, держите, умру… Хи-хи-хи, ха-ха-ха, хо-хо-хо… Мне бы… Да я бы…
Павка знал, на что бил. Рассвирепевшие юнармейцы тут же освободили его от пут и выпихнули в круг. Грозное молчание нависло над поляной.
Павка украдкой подмигнул мне и «зачесал» пятками. Чего он только не выкомаривал! То хватался за голову с явным намерением лишить себя этого важного органа. То, с размаху, будто от пчел отбиваясь, щелкал себя по щеке, по лбу, по шее… То вдруг принимался фехтовать с невидимым противником, выбрасывая вперед то правую, то левую, а то обе руки сразу.
Это не было танцем. Это было издевательством над танцем. Но когда «синие» догадались, что их дурачат, все было кончено. Я уловил то, что на языке немых хотел передать мне Павка: «Через два часа наступление. Сообщи нашим. Как понял? Прием».
Он ждал ответа. Плясал и ждал, сцепив над головой руки. В ответ на этот жест, я тоже должен был сцепить руки и, как китайский болванчик, покивать головой: понял, мол, понял…
Увы, я не сделал этого. Обрадованный тем, что понял Павку, я как-то вдруг забыл о языке немых и что было духу заорал своим собственным:
— Понял… Бегу… Ах! — и я, как лавина, обрушился на головы опешивших юнармейцев.
В стане противника поднялась паника.
— Стой!.. Лови!.. Держи!..
Так мы им сразу и дались… Дудки! Сражались, как гладиаторы. И «синим» пришлось немало попотеть, прежде чем им удалось связать меня и Павку. Но и после этого им не удалось насладиться победой. На поляну с автоматом в руках выбежал наш командир и крикнул:
— Сдавайтесь, вы окружены!
…Потом, наедине с Павкой, мы долго спорили, помог или не помог нашей победе язык немых. Мне кажется, что помог. Ведь не зря же мы его учили, а?
ДРЕССИРОВЩИКИ
В сарае среди бела дня орал петух. И я сразу догадался, где мне искать Павку. В сарае. Сделал, наверно, петуху «ночь с рассветом» и слушает, как тот надрывается.
Я открыл дверь и вошел. В сарае было светло, как под решетом. Потому что из всех щелей било солнце.
За столом сидел мой друг Павка, а на столе петух. Один из них молчал, а другой кукарекал. Я просто обалдел, услышав это кукареканье. Потому что кукарекал не петух, а мой друг Павка.
— Эй, — сказал я, — ты чего?
— Тише, — Павка погрозил мне пальцем и голосом молодого барашка проблеял, — ке-ке-ре-ке…
Петух испуганно отпрянул в сторону, но какая-то сила тут же притянула его обратно.
— Не уйдет, — радостно засмеялся Павка, теребя рыжую челку, и, удостоив меня вниманием, добавил: — Он у меня на резинке.