Дома пионеров, станции юных натуралистов и техников, лагеря, стадионы, бассейны, детские железные дороги и пароходства. Ого, сколько у них всего было! А деньги… Что деньги!.. Разве на эскимо. Ну, на эскимо снесут Мацуку медный таз с дыркой. Отварил варенье, валяй в «железный муравейник». Все равно к нам вернешься медной жилкой в кабеле. Ток пионерской ГЭС понесешь. Вот она на Снежке строится. Не игрушечная, настоящая, хоть и маломощная. А им больше и не надо. Только для пионерской радиостанции, которую они в зоне «Восток-1» построили и на вожатого Долгого зарегистрировали. Долгий в армии радистом служил. Теперь их на радистов учит. Одного, Генку Юровца, уже выучил. Радио зоны — у него своя линия трансляции, свои полчаса «в эфире» — однажды по всей улице объявило:
— Вчера, в ноль часов двадцать пять минут по местному времени, в двадцать один час двадцать пять минут по всемирному, дежурный радист радиостанции ЗЭПЭДЭВЭ-I Геннадий Юровец установил и в течение тридцати секунд поддерживал двустороннюю связь с плавучей станцией «Северный полюс». Полярники шлют трудящимся Зарецка горячий товарищеский привет.
До Мацука ли было тут Саше Павлову и его товарищам из зоны пионерского действия «Восток-1».
Однако нашлось дело и до Мацука. Отряд имени Гагарина готовился к «Партизанской кругосветке» — путешествию по местам боевой славы народных мстителей. Надо было купить компас, карту, рюкзаки, а касса зоны была пуста, все деньги пошли на постройку пионерской флотилии, которая под флагом адмирала зоны голенастого Лешки Федосеева все лето бороздила воды Снежки. Вот тут Саша Павлов и вспомнил о Мацуке.
— За худой таз рубля не пожалел. Велел еще приносить.
— Ой, — сказала Оля и посмотрела на сестру Полю.
— Ой, — сказала Поля и в свою очередь посмотрела на сестру Олю.
Одна мысль пришла в головы сестер-близнецов.
— Бочка, — сказала Оля, — она у нас без дела стоит.
— Железная, — добавила Поля, — и нехудая. За нехудую дороже дадут.
Воронок задумчиво почесал переносицу.
— Тогда лучше цистерну, — сказал он. — На станции стоит. Год или два. Не знаешь, сколько цистерна стоит? — спросил он у Саши Павлова.
Саша догадался: председатель шутит — и засмеялся первым.
— Железо у Мацука ничего не стоит. Он только цветной лом принимает.
Цветной так цветной. Создали группу поиска цветных металлов — ГПЦМ, — назначили Сашу командиром и дали срок — неделя. Через неделю вынь да положь, Саша Павлов, компас, карту, рюкзаки и сдачу — то, что останется от капитала, вырученного за продажу лома цветных металлов.
Выручил тогда Саша немало. На беду свою выручил. Целых тридцать рублей отвалил ему Мацук, велев расписаться на каком-то бланке.
— Он же чистый, — удивился Саша, расписываясь.
— Пустяки, — отмахнулся Мацук, — потом заполню.
Потом так потом, Саше какое дело. Взял деньги и пошел, но Мацук вернул его и протянул еще пятерку.
— А это за что? — удивился Саша Павлов.
— Комиссионные, — уронил Мацук, — в личное ваше распоряжение.
Саше польстило, что его назвали на «вы». Вежливость старшего требовала ответной вежливости, и Саша вдруг, неожиданно для себя, отвесил Мацуку церемонный поклон. Мацук криво улыбнулся и небрежно кивнул. Саша как пуля вылетел из палатки, чертыхаясь и кляня себя за дурацкий поклон. Ему было так стыдно, что хотелось немедленно забыть о случившемся и никогда, никогда не помнить. Но странная вещь память. Ее просишь, умоляешь вычеркнуть то, что было, а она, как в кино, когда лента рвется, показывает и показывает то, что силишься забыть. Вот когда Саша Павлов впервые понял: ничто так жестоко не казнит человека, как его собственная память. Уж и родные и друзья забыли о твоем поступке, а ты все помнишь и страдаешь от того, что сделал.
По дороге в штаб зоны Саша Павлов завернул домой, взял тачку и покатил с ней на базар. Купил пять арбузов и повез в штаб. Там его уже ждали Воронок, Мишка-толстый, Генка Юровец, вожатый Долгий. Открылась дверь, и в комнату, один за другим, вкатились пять арбузов. Шестым вкатился сам Саша.