Застонала ведьма, когда почувствовала на влажной промежности горячий, упругий, тяжелый ствол, головка поелозила, заводя сильнее, заставляя тело выгибаться, дрожать в предвкушении…
— Ваня… Ванечка! Ива-ан!
— Громче кричи, давай, пусть все услышат, еще громче! Хочу! Чтобы все знали, что моя, что я с тобой тут делаю!
Ей и хотелось, во всё горло орать, потому что хорошо было. Смачно.
Всё хлюпало внизу, всё размякло, сочилось страстью.
— А-а-а! — он вставил сразу до упора, резко, на всю длину размотал, задержался, наклоняясь, впиваясь глазами сначала, а потом и ртом.
— Моя, ведьма, моя…
— Твоя!
— Сучка!
— Твоя!
— Зацепила!
— Да!
— Обвела, приворожила, приманила на прелести свои. Огонь-баба.
Говорил, грудь в лапище своей огромной сжимая.
Дарья подумала, ведь городской же вроде, бизнесмен, отельер, в жизни же толком руками ничего не делал явно, но ведь мужик! И руки мужицкие — большие, разлапистые, загребущие. Одной ладонью под попу охватил, приподнимая, к себе ближе прижал, насадил, выдохнул.
— Горячая, течешь как, хочешь меня?
— Хочу, Ванечка, хочу.
— Давай, сучка, покричи для меня, давай.
Он толкался мощно, выпуская воздух сквозь зубы, как заведенный врубался, она не знала как долго, вроде бы только-только начали, а уже летит она высоко, кричит, распадаясь на крохотные горошинки кайфа, и он вслед за ней. В неё, глаза закрыв изливается жадно.
А потом накрывает, не вынимая, потому что стержень его нефритовый так и не опадает.
— Роди мне сына, мать, а? А лучше трех.
— Сыновей?
— Хрен знает, можно и девчоночку одну. Но сразу чтобы трое. Это же кайф какой.
Кайф, ага…
Дашка представила себя с невъебическим животом, раздутую как жабу на болоте. Нет уж! Ну уж не-ет!
Или — да?
А чего? Ну, даже если после этого Ванечка решит, что она ему не подходит, всегда же можно на него вялость наслать? Только спросить у тётки — как.
Об этом Дарья думала после третьего оргазма, вырубаясь на плече любимого Царя, обнимая его, и уложив ладошку на член — охраняя от всякой нечисти своё богатство.
А утром… петух кричал три раза. И четвертый.
Не к добру это, подумала Дарья и почти сразу услышала весёлое:
— Дуся, родная, я вернулся!
Блядь… вот тебя только не хватало!
Глава 20
— Это что еще за Кощей Бессмертный?
— Скорее, Лихо одноглазое, — пробормотала Дашка, подглядывая на улицу сквозь щель в стене сеновала.
Еёйный бывший супружник и впрямь был одноглазым!
Вернее, с черной повязкой на одном глазу. При этом на благородного пирата ни хрена не похож, а вот на мудака сказочного — очень даже.
— Дуся! Дусенька!
— Дуся — это кто? — аккуратно поинтересовался у Дарьи Царёв. Она, конечно, могла сказать, что ней сие неведомо. Но лучше было не лгать, а совместными усилиями спровадить бывшего, причём так, чтобы забыл он по каким таким неведомым дорожкам он сюда добрался.
— Дуся! Ты дома?
Ведь не уймется же, зараза, и не свалит просто так. Козлина.
Дарья вздохнула.
— Бывший что ли? — ухмыльнулся недобро Иван.
— Что б у него повылазило, — чертыхнулась Даша и дёрнулась, было, в сторону двери, но царевич удержал.
— Стоять, ты куда? Не женское это дело такие вопросы решать. Сейчас мы этому супостату покажем, где раки зимуют, и как быстро ему стоит отсюда прямиком в пешее эротическое отправится.
— Ванечка, только без рук! — зачем-то попросила ведьма, хотя самой в глубине души так хотелось, чтобы Иван за неё подрался!
Нет, ясно, что там особенно и драться-то не с кем. Она и не замечала раньше, что её Владик такой доходяга. Унылый дрищ… или она так похудел за то время, что они не вместе?
То, что похудел — видно.
Облез — так было бы еще точнее.
Неужели его ненаглядная королевишна с охуенным телом его бортанула? Обобрала как липку и пустила по миру? Хорошо бы этот чудило на неё хату не переписал — с него станется. И получится, как в сказочке про лису и зайчика, только слегка наоборот, в новых, так сказать, реалиях.
«Пришла весна, у лисы избушка и растаяла, хуя-се, подумала лиса, мне еще за неё пятнадцать лет ипотеку платить».