— Револьвер, — объяснил Гамаш. — Должна быть веская причина, по которой человек типа ЛеДюка захотел бы иметь именно револьвер. Должна быть какая-то цель. Этим вечером, пока все смотрели «Мэри Поппинс», Оливье пришёл сюда и стал смотреть «Охотника на оленей».
Арман взглянул на Бовуара.
— Ты когда-нибудь видел этот фильм?
— Non.
— И я никогда. Вот почему мы не поняли, зачем она добавила к своей фамилии «Клэртон». Для нас фамилия ничего не значила. Смысл понял бы только тот, кто хорошо знает «Охотника на оленей» и помнит ту сцену. Ты говорил мадам Колдбрук название фильма?
— Oui. Я спросил её про Клэртон, но она снова повторила, что ошиблась. И только после того, как я произнес «Охотник на оленей», она заговорила.
Он вспомнил, как протекала их беседа.
«Что вы сказали?» — переспросила мадам Колдбрук.
«Охотник на оленей», — повторил Бовуар. — «Фильм такой».
Он молился, чтобы она не спросила его о сути вопроса, потому что понятия о ней не имел.
«Тогда вы должны помнить сцену с револьвером. Что они заставили Роберта де Ниро сделать».
«Да», — соврал Бовуар.
Последовала долгая пауза.
«Когда вы узнали?» — наконец спросил он.
«Не сразу. Не из вашего письма и даже не из нашего разговора. Да я и сейчас не уверена».
«Но у вас были подозрения? Достаточные, чтобы дать нам намёк. Вы хотели, чтобы я спросил, и я спросил».
«Позвольте задать вопрос, инспектор. Для этого револьвера был изготовлен специальный футляр?»
Теперь настала очередь Бовуара умолкнуть в удивлении.
«Да», — наконец подтвердил он.
«Тогда всё правда», — послышался долгий, как путь в Англию, вздох. — Мы получаем множество сообщений от полиции, что наше оружие использовалось в преступлениях. По большей части это уличный разбой. Револьверы не самое распространенное оружие в наши дни, но и редкостью они не являются. И только после того, как вы заявили, что для жертвы нехарактерно иметь именно револьвер, и убит он единственным выстрелом в висок…»
«Вы всё поняли», — закончил за неё Бовуар.
«Я предположила. Решила, что эту версию вы должны рассмотреть».
«Но почему же вы мне не сказали прямо, по телефону?» — спросил он. «Зачем смутные намеки?»
«Против политики компании признавать, что наше оружие замешано в чем-то столь жестоком. Меня могут уволить. Но мне нужно было, чтобы вы знали. Я понимала, что догадаться вам будет сложно, но это самое большее, что я могла для вас сделать. Я понадеялась, что вы вспомните ту сцену из фильма».
«Я не вспомнил, но коллега прошлой ночью смотрел фильм и сложил два и два. Почему вы спросили о специальном футляре?»
«Из того, что мне известно, часто существует ритуал. Делается специальный футляр. Всё превращается в своего рода церемонию».
В её голосе послышалось отвращение.
«Всегда есть вероятность ошибиться», — сказала она.
«Но вы думаете, что в данном случае она очень мала, так ведь?»
Бовуар всё ещё продирался сквозь туман, но на краешке его сознания брезжил один ответ. Ответ из ряда вон. Самый страшный из всех, пришедших в голову. Крадущийся, выползающий из-за границ разума.
Тут мадам Колдбрук кое-что сказала, и ответ преодолел рубеж, попав прямиком в самое сознание Бовуара.
«В подобных случая можно использовать только револьвер. Игра требует, чтобы барабан вращался. Он был убит в процессе игры, как думаете?»
Игра.
Кровь отхлынула от конечностей Бовуара, он чуть было не выронил трубку.
Игра.
Теперь им ясно, зачем ЛеДюку револьвер.
В неярком свете от камина Жан-Ги вгляделся в черты лица тестя.
Гамаш смотрел в пол и качал головой.
— Вы не могли знать, патрон. Это, наверное, тянулось годами.
Жан-Ги тут же пожалел о сказанном. Гамаш горько улыбнулся.
— Можешь представить такое? — тихо произнёс он, встретившись взглядом с Бовуаром. — Только представь их ужас? И никто пальцем не пошевелил, чтобы это прекратить. Я ничего не сделал, чтобы прекратить это.
— Вы не знали.
— Я же мог его уволить! Должен был! Я его оставил, чтобы присмотреть за ним, пока собираю доказательства его продажности. Смотрел прямо на него и проглядел худшее, на что способен ЛеДюк.
— Все проглядели.
— О, не все. Кое-кто увидел, — сказал Гамаш, не сдержав гнева.
Он постарался совладать с собой, но гнев проступал, казалось, сквозь поры. Гамаш раскраснелся.
— Вы правы, — сказал Жан-Ги. — Кое-кто знал, что происходит. И он приставил дуло к виску ЛеДюка и нажал спусковой крючок.
Бовуар заметил мимолетное выражение на лице старшего товарища — так проявляется примитивная, первобытная, дикая природа человеческой сущности — удовлетворение. Но это выражение на лице Гамаша продержалось лишь краткий миг.