— Как продвигаются дела с портретом? — поинтересовалась Рейн-Мари.
Кларе удалось счистить пятна краски с лица, однако ее руки были в почти несмываемом татуаже из разноцветных брызг. Казалось, Клара постепенно перерождается в творение пуантилиста.
— Добро пожаловать на предварительный просмотр, — ответила она. — Но я желаю, чтобы прежде вы все повторили за мной: «Это блестяще, Клара!»
Все захохотали, но, поскольку она не сводила с них глаз, хором проговорили:
— Это блестяще, Клара!
Все, кроме Рут, пробурчавшей:
— Отвратительно, Тошнотворно, Лейкозно, Истерично, Чахоточно, Нудно, Омерзительно!
— Достаточно! — засмеялась Клара. — А если и не блестяще, я согласна на ОТЛИЧНО. Но должна заметить, моя сосредоточенность на картине рассеяна этим проклятым ящиком из-под одеял. Только о нем ночами и думаю.
— Ну хоть что-то ценное вы отыскали? — задал вопрос Габри. — Папочке нужен новый автомобиль, и я надеюсь превратить эту старую одеяльную коробку в Порше.
— В Порше? — удивилась Мирна. — В него-то ты влезешь, но обратно ни за что не выберешься. Ты же как Фред Флитстоун.
— Фред Флитстоун! — начал Арман. — Вот кого ты…
Но поймав предостерегающий взгляд Оливье, не стал продолжать.
— Булочку? — протянул он Габри корзинку с хлебом.
— А эта карта, — снова вернулся к основной теме Габри. — Вы все ею так интересуетесь. Должно быть, она чего-то стоит. Дайте-ка ее мне.
Он вскочил и вернулся с картой, расправил ее на сосновой столешнице.
— Первый раз такое вижу, — проговорил он. — Это что-то особенное.
Вопрос был в том — что именно.
— Это одновременно и карта, и произведение искусства, — заметила Клара. — Разве это не увеличивает её ценность?
— Проблема именно в том, что это и карта, и одновременно произведение искусства, но ни то и не другое по отдельности, — попытался объяснить Оливье. — Но главная проблема в том, что коллекционеры карт собирают экземпляры, на которых отражена определенная местность, чаще та, на которой они сами проживают, либо местность с богатой историей. На нашей же изображен крошечный уголок Квебека без всякого исторического прошлого. Просто деревеньки, домики, этот нелепый снеговик. Она мила нам, потому что мы тут местные жители. У остальных карта просто вызовет недоумение.
— Даю тебе за нее полтинник, — вдруг выдала Рут.
Все повернулись к поэтессе в легком шоке: Рут за всю свою жизнь ни разу не выразила желания за что-нибудь заплатить.
— Полтинник чего? — в один голос спросили Мирна и Оливье.
— Долларов, членоголовые!
— В последний раз, когда она что-то покупала, рассчитывалась лакричными палочками, — проговорила Мирна.
— Стыренными в бистро, — добавил Оливье.
— Зачем она тебе? — спросила Рейн-Мари.
— Что, ни до кого еще не дошло? — удивилась Рут. — Никто из вас так и не увидел? Даже ты, Клюзо?
— Для тебя я мисс Марпл, — сказал Арман. — Что увидели-то? Я вижу прекрасную карту, но вполне понимаю, о чём говорил Оливье. Только для нас она и имеет какую-то ценность.
— А знаешь, почему? — настаивала Рут.
— Почему? — спросила Мирна.
— Вот и разберитесь, — заключила Рут, потом пристальнее вгляделась в Мирну. — Вы кто? Мы знакомы?
Потом отвернулась к Кларе и зашептала:
— Разве она не должна сейчас мыть посуду?
— Потому что чернокожие всегда служанки? — уточнила Клара.
— Тише, — прошипела Рут. — Не хочешь же ты её оскорбить.
— Это я-то оскорбляю её? — еще раз уточнила Клара. — На всякий случай, быть чернокожей не оскорбительно.
— Откуда ты знаешь? — спросила Рут, потом снова обратилась к Мирне: — Не беспокойтесь, я найму вас, если миссис Морроу вас уволит. Лакрицу любите?
— О, бога ради, сумасшедшая ты старая развалина, — сказала Мирна. — Я твоя соседка. Мы знакомы сто лет. Ты каждый день приходишь в мой книжный магазин. Берешь книги и никогда не платишь.
— И кто из нас сошел с ума? — спросила Рут. — Там же не магазин, а библиотека. Так прямо на вывеске и написано. — Рут повернулась к Кларе и снова зашептала: — Сомневаюсь, что она умеет читать. Научишь её, или это повлечет за собой неприятности?
— Там написано Librairie, — сказала Мирна с французским прононсом. — «Магазин» по-французски. И тебе это отлично известно, у тебя отличный французский.
— Не надо меня оскорблять.
— Как может оскорбить признание того факта, что у тебя отличный французский?!
— Думаю, мы ходим по кругу, — прервал их Арман, поднялся и начал убирать со стола. Услышь он эту перебранку несколько лет назад, был бы потрясен. Но он хорошо знал этих людей, поэтому видел за перебранкой кое-что другое — словесное па-де-де.