Выбрать главу

Но всё внимание Рейн-Мари, да и любого, кто вошел бы в мастерскую, всецело захватил холст на мольберте. При близком рассмотрении картина представляла собой буйство оттенков, толстые мазки фиолетового и красного, синего и зеленого. Клара словно стряхнула на полотно разноцветные пятнышки краски со своих рук, и теперь те, увеличившись в размерах, повторялись на холсте.

Но стоит сделать шаг назад, и из путаницы линий и точек складывается женское лицо. Без сомнения, лицо Клары.

— Не пожелаю никому браться за автопортрет, — сказала художница, поудобнее усаживаясь на табурет напротив мольберта.

— Почему? — спросила Рейн-Мари. Ей казалось, что она разговаривала с нарисованной Кларой.

— Потому что ты смотришь на себя часами напролет. Видела ли ты хоть один автопортрет, где изображенный не был бы слегка не в себе? Теперь мне известно, почему. Можно начать улыбаться, или сделать умный вид, или задумчивый. Но чем дольше ты смотришь, тем больше ты видишь. И чувства, и мысли, и воспоминания. Всё, что мы скрываем. Портрет раскрывает внутреннюю, тайную жизнь личности. Именно её художники стараются уловить. Но одно дело охотиться за кем-то другим, и совершенно другое — навести прицел на самое себя.

Только теперь Рейн-Мари заметила зеркало, прислоненное к креслу. И отраженную в нём Клару.

— Начинаешь видеть некоторые вещь, — продолжала та. — Странные вещи.

— Ты сейчас говоришь как Рут, — заметила Рейн-Мари, пытаясь поднять ей настроение. — Вот и на карте она видит что-то, чего не видят остальные.

Рейн-Мари присела на диван, почувствовав выпирающие пружины там, где их быть не должно. Портрет поначалу показался ей строгим, но теперь она разглядела в лице нарисованной Клары отсвет интереса.

Это производило странный эффект — как настроение портрета отражает настроение реальной женщины. Клара теперь тоже казалась заинтересованной и даже довольной.

— В прошлом году, на одном из своих поэтических чтений Рут увидела У. Б. Йейтса, — вспомнила она. — А на это Рождество разглядела в индейке лик Христа. Это случилось у вас на ужине.

Рейн-Мари хорошо помнила тот случай, когда Рут устроила суматоху, пытаясь отстоять птицу, не позволяя ее разрезать. Не из-за трепета перед божественной фаршированной индейкой, а потому что такую индейку можно продать на eBay.

— Думаю, слово «странно» и Рут суть одно и то же, — добавила Клара.

Рейн-Мари разделяла эту точку зрения: в конце концов, у старушки живёт утка.

И тут настроение портрета снова изменилось.

— Что ты боишься? — спросила Рейн-Мари Клару.

— Боюсь, что увиденное мной существует на самом деле, — Клара кивнула на зеркало.

— Портрет написан блестяще, Клара

— Тебе не обязательно это повторять, — улыбнулась Клара. — Я же просто шутила.

— А я не шучу. Он на самом деле хорош. Он так отличается от всего, что ты делала раньше. Остальные портреты впечатляют, но этот!..

Рейн-Мари снова взглянула на портрет — с него на нее смотрела сильная, ранимая, счастливая, испуганная женщина средних лет.

— Это гениально.

— Merci. А ты?

— Moi?

Клара засмеялась, передразнивая ее:

— Moi? Oui, madame. Toi. Чего боишься ты?

— Да обычных вещей. Боюсь за Анни и малыша, и как там Даниэль и внучки в Париже. Боюсь того, что делает Арман, — наконец созналась Рейн-Мари.

— Как глава Академии Сюртэ? — спросила Клара. — После всего того, через что он прошел, эта работа покажется легким дуновением ветерка. Ему грозят лишь плевки из трубочки и бумажные порезы. Он справится.

Но, естественно, Рейн-Мари знала больше, чем Клара. Она сопровождала мужа в Гаспе. И видела то выражение его лица.

* * *

Пока ужинали, погода сменилась, пришел снежный фронт. Еще не метель, но непрекращающийся снегопад, после которого утром придется избавляться от сугробов.

Оливье перед уходом засунул найденную карту за пазуху куртки и застегнул молнию на груди.

Друзья пожелали Кларе спокойной ночи и двинулись сквозь снеговерть по одной из прочищенных на деревенском лугу тропинок, утопая в свежевыпавшем снеге. Габри следовал за Рут, неся за пазухой Розу.

— Ты сама как гагачье одеяло, да? — шептал он Розе в ушко, или в то, что считал утиным ухом. — И оно такое тяжелое — неудивительно, что вы, утки, ходите вперевалку.

Идя следом, Мирна прошептала Рейн-Мари:

— Всегда мечтала о мужике с большой уткой[1].

Рейн-Мари прыснула и тут же уткнулась носом в спину Армана, который внезапно остановился на пересечении тропинок, повороте к дому Мирны с мансардой над книжным магазином.

вернуться

1

Игра слов — big duck/big dick.