Надо ли говорить, что на сидящих в купе пассажиров я мало обращал внимания. Больше всего меня беспокоил свободный проход по коридору, нежели люди, не имеющие к нашему забегу с машинистом никакого отношения.
– Простите, но это место занято, – послышалось из моего купе.
– Какое? – поинтересовался я, не оборачиваясь, потому что жирная корова с двумя чемоданами застряла в проходе, а до отправления поезда оставались считанные минуты.
– Тридцать шестое, – пояснили оттуда же.
– Занято, – подтвердил я. – Мною, – и засунул в купе свою руку с билетом, где ясно были проставлены дата, номер поезда, вагон и, соответственно, тридцать шестое место, выделенное мне под солнцем.
По всей вероятности, мою руку с билетом рассматривали в купе с превеликой тщательностью, поскольку я ощущал от ладони до предплечья чье-то трепетное дыхание.
– А где же Йиржи? – последовал дополнительный вопрос.
И поскольку поезд тронулся, локомотив просвистел, а корова с чемоданами не сдвинулась с места, я понял, что нынешний забег выиграл машинист. Можно было, конечно, сорвать стоп-кран и объявить фальстарт, но я предпочитал честную игру, вдобавок побаивался допинг-тестирования.
– Что вам, в конце концов, от меня нужно?! – Я скорчил свирепую рожу и обернулся, в надежде, что всякие бессмысленные вопросы прекратятся…
Десять глаз смотрели на меня с неподдельным интересом – шесть накрашенных и четыре обыкновенных. Собственно говоря – это была не гидра, а три пассажирки и два пассажира. И как их угораздило набиться в купе задолго до моего прихода?
– Вам надо отвечать всем сразу или какому-нибудь представителю? – деликатно осведомился я, а они закивали, что можно всем сразу. – Я знать не знаю вашего Йиржи и куда он подевался! Как, кстати, его фамилия?
– Геллер, – подсказали накрашенные глазки.
– Спасибо! – поблагодарил я. – Так вот, никакого Йиржи Геллера я не знаю и познакомиться с ним не хочу!
Думая, что достаточно прояснил для окружающих свою позицию сварливого пердуна, я уселся на тридцать шестое место и сделал вид, что «размышляю о судьбе светил, паря в пространстве». А на самом же деле – мысленно переливал из пустого в порожнее три сорта пива: «Хайнекен», «Хольстен» и «Кроненбург». Впрочем, не так явно, то есть не поскуливая. Поскольку на соседнем месте оказалась дама в черных чулках и могла бы подумать, что мои утробные звуки – по этому сексуальному поводу. Вторая купейная дама находилась в брючном костюме и ничего подобного предположить не могла. Третья – листала богато иллюстрированный журнал, по всей вероятности, чтобы сравнить меня с Жан-Полем Бельмондо или Арнольдом Шварценеггером…
– Извините, конечно, за беспокойство, – обратился ко мне мужчина, сидящий возле окна, – только на вашем месте должен был ехать Йиржи Геллер…
– Что же вы думаете, – огрызнулся я, – вы думаете, что я убил Йиржи Геллера и ограбил? Расчленил его тело, расфасовал по мешкам, смыл с мостовой кровь, вытащил у него из кармана железнодорожный билет, сел в поезд, а мешки с Йиржи Геллером отправил в Санкт-Петербург, Париж и Оломоуц?!
– Нет, мы так не думаем, – сказал мужчина. – Во всяком случае, не так подробно, – добавил он.
– И слава богу! – вздохнул я. – Если, конечно, не врете…
– Видите ли, в чем дело… – вмешалась в разговор дама в брючном костюме. – Все мы едем на конференцию, посвященную – не важно чему… Ну скажем, «Внутренний монолог как средство от изжоги…». Едем и недоумеваем – что же случилось с Йиржи Геллером?
– Могу себе представить, – ответил я. – Опираясь на десять минут нашего занудного знакомства, я просто уверен, что Йиржи Геллер выбросился из окна!
– Да что вы говорите! – Дама в ажурных чулках поменяла позу, то есть переложила левую ногу на правую. – Я всегда ожидала от Йиржи Геллера какого-нибудь сумасбродства. Во сколько часов времени это произошло?
– Вы едете на конференцию в качестве докладчиков или в качестве экспонатов? – в свою очередь поинтересовался я, поскольку не ожидал, что мои откровения по поводу «безвременной кончины» Йиржи Геллера будут восприняты так прямолинейно.
– Я не есть природный носитель чешского языка, – призналась дама в чулках. – И не всегда понимаю – о чем тут речь. В данном случае мы разговариваем об Йиржи Геллере, не так ли? Повторите, пожалуйста, что с ним случилось!
Я попытался выйти из ситуации и снова в нее войти. Чтобы окинуть весь этот идиотизм свежим взглядом. Так же я поступал, редактируя женский журнал. Однако чем дальше анализируешь, тем больше уподобляешься. И через месяц я овладел всеми приемами писькиной грамоты не хуже любой из корреспонденток этого женского журнала. Сам того не желая.
– Йиржи Геллер сошел с ума, – печально констатировал я. – А я отправляюсь следом.
Дама в чулках снова поменяла позу и принялась меня утешать.
– Ну-ну, – сказала она, – шшш-шшш… Не надо так грустно. Все мы подвержены некоторым заболеваниям… Кстати, Йиржи Геллер давно прикидывался сумасшедшим, и надо теперь признаться, что курочка умалишается по зернышку. Вы меня хорошо понимаете?
– Не очень, – признался я.
– Это потому, что я не есть природный носитель чешского языка, – обрадовалась дама. – И Йиржи Геллер – тоже.
– Да и черт с ним, – поддакнул я. – Не хотите ли переменить тему?
Дама в чулках вдруг глупо захихикала. Следом за ней стала пофыркивать и дамочка в брючном костюме, далее – мужчина возле окна, а после него – все остальные.
– Вы на что намекаете? – спросила дама в чулках. – Йиржи Геллер не был транссексуалом. Как родился мужчиной, так и сошел с ума.
– Да-да, – подтвердила дама в брючном костюме. – Он ничего не хотел менять. Как вы могли такое подумать?
– Наверное, твои штаны, – подсказала дама в чулках, – ввели товарища в заблуждение. Кстати, слово «товарищ» надо писать с двумя буквами «о». Тооварищ! Как слово «Лаокоон», удушаемый коммунистической гидрой.
– Отнюдь, – возразила дама в брючном костюме. – Потому что Лаокоон – это не слово, а древнегреческий жрец.
– А Лао-Цзы?
Я мужественно пообещал самому себе, что сокращу потребление пива до разумных пределов, если этот кошмар немедленно прекратится. Высунул как можно дальше язык, чтобы на него посмотреть – ничего таким образом не увидел и стал разыскивать в купе зеркало. Хотя никогда не мог правильно определить – заболел я или чем-нибудь обожрался.
– Что вы делаете? – озадаченно спросила дама в чулках, глядя, как я рыскаю по купе с разинутой пастью. – Вы продолжаете опасно заблуждаться?
Среди нас, кроме дамочки с журналом, находился еще мужчина, не проронивший до сих пор ни слова. И теперь он нарушил обет молчания и обратился ко всем присутствующим:
– В тысяча девятьсот девяносто первом году Йиржи Геллер завел меня в темный лес своих рассуждений. Он утверждал, что время, поделенное на количество дам, дает в остатке свободу мыслей. Тут мы заспорили по существу вопроса: чего у нас больше – дам или времени? Если в переизбытке дам, то надо их сокращать, а не делить на время. А если полным-полно времени, то где же взять столько дам, чтобы его заполнить?
Присутствующие слушали мужчину с неподдельным интересом, кивая в такт железнодорожным колесам. Только я не кивал, опасаясь прикусить язык.
– И что представляет собой эта пресловутая свобода мыслей? – продолжал разглагольствовать мужчина. – Возможность порассуждать о всяких гадостях или отсутствие мыслей вообще? Йиржи Геллер говорил, что подлинная свобода – отпустить свои мысли на волю и больше ни о чем не думать. «Идите, мысли, на хрен, – говорил Йиржи Геллер, – плодитесь и размножайтесь!» Думаю, что этими словами он подтолкнул разрядку напряженности в Европе! – патетически закончил мужчина.