Долгая прогулка. Последняя поездка. Называют это по-разному. Ты сидишь в машине, а в голове снова и снова прокручиваются различные способы бегства; и каждый раз, когда что-то приходит в голову, в лицо нацеливается пистолет. Обливаешься потом, все в тебе трясется, и, хотя больше всего на свете хочется курить, ты знаешь, что ни за что не удержишь во рту сигарету. Хочешь позвать на помощь, но упершийся в спину пистолет заставляет тебя молчать. На углу в круге света стоит полицейский. Молитва застревает у тебя в горле. Он узнает их… увидит отблеск на их пистолетах… поднимет руку, останавливая машину, и ты будешь спасен. Но когда машина проезжает мимо полицейского, он смотрит в другую сторону. Потом в тебе все пересыхает, и язык грубым рашпилем проходится по губам. Ты думаешь о многом, но больше всего о том, как скоро жизнь покинет тебя.
Помню, как это все было в первый раз. Теперь по-другому - я был избит до полусмерти и слишком слаб, чтобы драться. Сил хватало только вести машину. Джонни сидел в своем углу, наблюдал за мной; мой пистолет все еще был у него.
Я попросил сигарету, и он дал мне ее. Я воспользовался зажигалкой, лежавшей в бардачке, докурил сигарету, и он дал мне вторую, смеясь над тем, как дрожит моя рука, когда я попытался сунуть сигарету в рот. Он смеялся, глядя, как я сначала поднимал стекло, чтобы согреться, потом опускал, чтобы остыть.
Его смешило, что я снижаю скорость на поворотах, чтобы прожить на несколько секунд дольше.
Велев мне остановиться, он продолжал смеяться, потому что руки мои, казалось, ослабли и бессильно повисли по сторонам.
На секунду он выпустил меня из поля зрения, разыскивая дверную ручку. Больше он не смеялся.
Я пять раз выстрелил ему в голову из пистолета тридцать второго калибра, который вытянул из чехла, и, забрав из его рук свой пистолет, вышвырнул тело на дорогу. Когда я разворачивался, свет фар скользнул по нему, поймав последнюю, непроизвольную судорогу, и Джонни сделал первый шаг по дороге в ад.
Серая утренняя дымка появилась в небе позади меня, когда я достиг коттеджа. Света едва хватало, чтобы найти в траве дорогу и разглядеть машину у стены. Я выключил мотор и открыл дверцу.
Это был тот самый двухместный автомобиль, который привез боевиков за мной, а потом по их сигналу уехал прочь. Я знал, кто в нем: Коротышка, которого Эд назвал Мартином, вернулся за Лу.
Я обошел дом и остановился под окном спальни. Лу ругался. Я приподнялся на цыпочках и заглянул внутрь, но света там не было, и за шторами ничего не было видно. Кто-то включил воду, говорили, но я не мог уловить о чем. Разговор стих в глубине дома, и я воспользовался случаем.
Я вжался в стену, поднимаясь на крыльцо и прячась в тени. Дерево слишком прогнило, чтобы скрипеть, но я не рисковал. Я пополз, держа пистолет в одной руке; другой я дотянулся до ручки двери. Она бесшумно повернулась, и я толкнул дверь.
Я не дышал, пока не оказался внутри и дверь не закрылась за моей спиной, потом я тихо выдохнул. Кровь стучала у меня в висках так громко, что, казалось, этот звук разносится по всему дому. Ноги отказывались нести меня дальше, пистолет отяжелел и тянул руку книзу.
Я боролся со слабостью, охватившей все тело. Сейчас этого нельзя было допускать! В окровавленном рту Лу таился ответ, который мне предстояло из него выжать. У меня закружилась голова, и я протянул руку, чтобы опереться о стену. Рука задела дверь шкафа и захлопнула ее.
Тишина.
Холодная, черная тишина.
Вкрадчивый голос спросил:
- Джонни?
Лу выругался, и из дверного проема вырвался язык пламени.
Я упал. Лу слышал, как падали многие. Падение было настоящим, но только потому, что ноги меня больше не держали. В моей руке по-прежнему был зажат пистолет, и, падая, я нажал на спусковой крючок.
Гром выстрела отозвался эхом и потряс стены. Я перекувырнулся, наткнулся на что-то и замер. Эхо крика все еще отдавалось в воздухе, а вспыхивающие внезапно точки света были дырами в стене от выстрелов, которыми меня пытались настичь. Я схватил за ножку стул и швырнул его. Он ударился об пол и разлетелся. Теперь они кричали друг на друга, ругаясь из-за пустой траты патронов. Тратить патроны впустую они перестали. Они думали, что я ранен, и выжидали.
Я слышал, что они меняют позиции, приготавливаясь. Как можно тише я и сам сменил положение.
Это было похоже на детскую игру: бесконечное передвижение ползком, страх, что тебя поймают, обманные движения, которые так тяжело было делать.
Совсем близко послышалось дыхание. Я мог протянуть руку и дотронуться. Оно слышалось по ту сторону кресла. Меня тоже услышали, но характер дыхания не изменился. В другом конце комнаты послышался слабый звук, и тут же шепот в пяти футах от меня: