— Приехала? Школа Метростроя? Страсти какие!..
Потом, увидев обмотанную чужими шарфами Люду, остановилась, протянула вперёд полотенце и совсем другим голосом сказала:
— Внучушка моя! Матушка!..
Люда шагнула ей навстречу. Поставила на пол Орешка. Как-то криво улыбнулась. И вдруг села на пол и громко, во весь голос, заплакала…
Опять беспорядок
Дворник поправил тулуп, потопал сапогами и прошёлся у ворот.
Мороз становятся крепче. Фонари ровно светили на засыпанный песком тротуар, на стоящую у ворот грузовую машину — в восемнадцатую квартиру, как и обещали, к новым жильцам приехала дочка. Мальчишки не бегали по мостовой, не гоняли на лыжах. Всё было в порядке.
Правда, в конце переулка крикнул было какой-то шальной полуночник-мальчишка, но он шёл со взрослым, взрослый вёл за руку ещё второго, и дворник успокоился.
Он присел на тумбу, вытащил кисет и стал сворачивать себе козью ножку. И вдруг уронил кисет и вскочил на ноги.
С другого конца переулка показалась бегущая женщина. Она спотыкалась, скользила и всё-таки бежала.
А тот, шальной, вдруг отделился от взрослого, рванулся ей навстречу, сдёрнул с головы шапку и замахал ею.
— Нашла-ась! Нашла-ась! — закричали сразу с обоях концов переулка высокий женский и тонкий мальчишеский голоса.
«Видать, случилось чего, — подумал дворник: — порядок нарушают».
Он поправил на груди бляху и пошёл вперёд.
Шальной мальчишка — теперь он был виден хорошо, — подпрыгивая, нёсся по переулку. А женщина остановилась у ворот, рядом с машиной и дворником.
— Глеб, упадёшь! Глеб, не беги! Глеб, надень шапку! — смеясь, прокричала она. — Нашлась! Нашлась!..
Взрослый, шагавший по переулку, припустил быстрей; вырвавшийся из его рук второй мальчишка — нет, не мальчишка, а девчонка побежала тоже.
— Нашлась, нашлась! Вот машина. Её, верно, привезли! — говорила женщина. — Гандзя, не беги…
Взрослый тоже подошёл к воротам. Дворник приложил руку к глазам, вгляделся и сказал:
— Товарищу начальнику почтение! — потому что это был милиционер.
— Дежуришь? — спросил милиционер. — Добре. Значит, встретились, товарищ Авдеева? Ребятишек ваших в сохранности сдаю. Сестрёночку нашли, мы знаем.
— Откуда же вы узнали? — блестя глазами, сказала женщина. — Потом, потом расскажете. Пойдёмте проверим, дома ли она, и согреться надо поскорей.
Дворник вгляделся: женщина была тоже знакомая, из их жакта. Больше того: из этой самой восемнадцатой квартиры, только давнишняя жилица — Авдеева Ольга Ивановна. Ну-ну!..
— Тут до вас народу понаехало — страсть, — сказал он, оборачиваясь к ней. — Вперёд к жильцам новым мамаша прибыли. А давеча машина ихняя с дочкой, и парнишек штук пять, как не больше.
— Их машина? Парнишек? — удивилась Ольга Ивановна. — Это совсем не их машина…
Она схватила за руки Глеба и Гандзю, кивнула милиционеру, и все четверо быстро пошли через двор к подъезду.
Дворник постоял немножко. Подумал. Посмотрел в переулок — там было тихо. Крутился, падая, лёгкий, пушистый снег, да от перекрёстка торопились два-три запоздалых прохожих.
— Пойти и мне погреться, что ли? — пробурчал он.
Ещё раз оглянулся и затопал от ворот по дорожке, только не к дворницкой и не к домоуправлению, а к тому самому подъезду, в котором только что скрылись нарушившие ночной покой Ольга Ивановна. Глеб, Гандзя и милиционер.
«Штаб-квартира»
Ольга Ивановна стояла в передней.
Перед ней, с полотенцем и очками в руках, тоже стояла незнакомая старушка. Они разговаривали так:
— Простите, я вас не знаю.
— Да и я тоже, матушка вы моя!
— Вы к Геннадию Петровичу, то-есть из Саратова?
— А вы Ольга Ивановна и есть? Глеб у вас сыночек!..
— Я, я. Простите, а она… дома?
— Дома, дома. Привезли её. А вы-то, вся как есть в снегу!
— Это ничего. Почиститься только.
— Толька? Умница он, Толечка. В милицию мигом позвонить сообразил!
— В милицию? Но ведь Глеб и Гандзя…
— Гандзя у нас всегда послушной была, вот Люда… А ребятишки те, ме-тро-строевские, вышку чинят… Уж вы простите!
— Метростроевские?
— Они, они самые. Такие проворные! И пловунчиков этих, бог с ними совсем.
— Пловунчиков?
— Уж вы не сердитесь… За ниточку, говорит, подёргала.
— За ниточку? Ничего не понимаю!
Ольга Ивановна как была, так и села на стоящий в передней стул. А из комнаты Геннадия Петровича, куда только что пробежали Глеб с Гандзей, вышел ещё один, совершенно незнакомый, большой и очень смущённый человек в стёганке и с шапкой в руке.