— Становись! — звонкая команда Колабалина, покрывающая трубные звуки музыкантов. У фасадной стороны главного здания нас провожали рабочие, воспитатели, повара, соседи из Шишковки и совхоза. Под звуки оркестра знамя пронесли к голове строя. Воцарилась торжественная тишина. Перед строем Антон Семенович. Как всегда одет просто, но как-то по-особому, со свойственной ему аккуратностью. Зеркально блестели сапоги, сверкала белизной рубашка-косоворотка, с узким поясом, наглажены брюки-галифе, на голове легкая с белым верхом фуражка, в руках походная палочка. Немного взволнован. Во всей фигуре пружинистая подтянутость и озабоченность. Окидывая зорким взглядом весь строй, он видел каждого из ста пятидесяти. Под его взлядом поправлялись пояса, тюбетейки, особенно на левом фланге, где выравнивались «недостигшие» военной выправки фигуры.
— Справа по шести в колонну — шагом марш! — скомандовал Колабалин, и строй под марш «Бойкий шаг» выступил на грунтовую дорогу. Из леса вышли на Белгородское шоссе. От городского парка потянулись трамвайные линии на разветвленных улицах Харькова. Шли по Пушкинской. Многоэтажные дома отдавали эхом грому оркестра, звону литавр Землянского. В домах снизу до верху открыты балконы, цветисто усеянные зрителями. Они приветствовали нас, махали платками, — «Идут дзержинцы!» На перекрестках останавливались трамваи, пропуская строй.
Вокзал. Площадь заполнена народом. Разгружали подводы с багажом, разбирали корзинки и муравьиными ручейка ми с ношей на плечах потянулись на перрон.
Знамя вносится в головной вагон, Здесь штаб Антона Семеновича, оркестр и хозяйственная команда. Посадка закончена. Свисток, и поезд тронулся, рассеивая черный дым по платформе. Через стекла окон нам улыбнулось промытое вечернее солнце. Становилось уютнее, повеяло влажной свежестью.
Невольно вспоминались недавние крыши вагонов, открытые всем ветрам, тамбуры товарняков, тесные ящики под вагонами, облавы на «зайцев», упитанные пьяные рожи нэпманов, страх и обиды маленьких человечков вне закона. «Беспризорный» — какой страшный смысл в этом коротком слове! Имеет ли человечество способ измерить всю глубину горя детей и подростков, не познавших счастья детства, выброшенных на улицу, всюду гонимых и одичавших, влачащих с места на место, тз города в город свое тело и душу, едва прикрытую рваным тряпьем? Нужны были Владимир Ильич Ленин и Феликс эдмундович Дзержинский, наша ленинская партия, чтобы покончить с чудовищной действительностью, поднять тысячи детей, спасти тех, кто не умер от голода и тифа, дать им второе рождение! Нужны были наш дорогой Антон Семенович и его последователи, которые своим добрым гением, горячим сердцем, педагогическим астерством и подвижничесим трудом зачеркнули тяжелое прошлое каждого из нас, повели по светлой дороге, как равноправных граждан Страны Советов.
Москва встретила утренней прохладой и лужицами после дождя. На привокзальной площади вереница сонных извозчиков в ожидании пассажиров. Корзинки погрузили на пароконную открытую платформу. Ломовики легко пошли с места. Построились, со сна протирали глаза, поеживались в легких парадных трусах и парусиновых рубашках.
Расспросив, как лучше пройти на Лубянку, промаршировали к центру. Гром оркестра будил московские улицы. Из-за домов робко выглянуло солнце. Москва просыпалсь, на тротуарах — людские потоки, на трамвайных остановках — очереди. Москвичи смотрели на нас как на явление незнакомое, подходили к строю, расспрашивали. Вроде бы и пионеры, а без галстуков!
Отвечали коротко — в строю разговривать не полагалось.
Против здания ОГПУ прошли парадным шагом с развернутым знаменем, с салютом, под марш «Дзержинец». А вот и чекистская транспортная школа, это наш новый дом. Команда «вольно», командиры взводов распределили места в спальнях.
Первый день посвятили Парку культуры и отдыха имени Горького. Шли пешком, нашим красивым строем. За нами толпа народу, участливых и доброжелательных москвичей. На коротких остановках завязывались знакомства, оживленные расспросы и беседы. Мы охотно рассказывали о жизни в комуне, о нашем производстве, ставшем в разлуке еще роднее, об учебе, спорте, книгах и, конечно, с особой гордостью об Антоне Семеновиче. Возможно, кто-то из московских старожилов запомнил наши задушевные встречи…
Был воскресный день, люди отдыхали. Нас повели на лодочную станцию. Вмиг разобрали лодки и катались бесплатно. Семен Калабалин выбрал гребцов и организовал состязания на приз Москвы. На летней эстраде наш оркестр под управлением Волчка играл танцы. Собралось много танцоров. Танцевали все вместе украинский гопак, краковяк, вальсы. Сева Шмигалев отличился в шуточном «карапете», параше подобрав не по росту краснощекую толстушку партнершу. Шутили, смеялись, беседовали.