Выбрать главу

Арсей снова вышел на улицу. Недочет следовал за ним. Они прошли к центру села, на заросшую пушистым подорожником площадь. Вокруг в беспорядке валялись обломки пережженного кирпича, зола, угли, комья глины, куски изорванного кровельного железа.

— Тут была наша школа, — сказал Недочет, будто Арсей в состоянии был забыть это. — А там — клуб. Помнишь, как строили? Мороз, метель…

Арсей молча снял шапку. Снова перед глазами встали погибшие девушки и среди них — Таня. Арсей любил свою сестренку. Она была полна жизни. Ее интересовало все: и отчего растет трава, и почему идет дождь, и сколько лет стоит Москва, которую она так и не увидела. Таня не знала в труде устали, была мастерицей на все руки. Бывало сама придумает какой-нибудь удивительный узор и цветными нитками разошьет рубахи братьям. Четырнадцати лет она вступила в комсомол и скоро стала там первой активисткой. Редко какое серьезное дело обходилось без ее участия.

Долго стояли два партизана на пепелище. Долго молчали, наклонив обнаженные головы. Многое передумали за эти минуты старый Недочет и его молодой друг Арсей Быланин. Ветер легкими порывами трепал их волосы.

На другом берегу реки Арсея поджидали товарищи-партизаны: Денис Скворцов и Антон Рубибей. Они встретили командира крепкими рукопожатиями. Все вместе пошли в табор.

Левый берег — выгон для скота — был густо застроен землянками и куренями; связанные накрест жерди покрыты ветками, сухим камышом, осокой. Их было много, этих убогих жилищ. Кривые, нескладные, они беспорядочно торчали среди старых пней, теряясь где-то за поворотом речки. Строители не заботились о красоте, — нужно было укрыть семью от холода, дождя и зноя. У куреней на палках, воткнутых в землю, на редких, еще безлистных кустах у речки были развешаны пиджаки, кофты, попоны, рваные дерюги. Жители табора с угрюмыми лицами сидели у костров. На приветствие Арсея отвечали сдержанными молчаливыми поклонами.

В тылу немцев, на войне, когда в нескольких шагах находился враг, было ясно, что делать. Для Арсея, как и для других наших солдат, война нашла свое выражение в формуле: «Бей врага!» Арсей везде следовал этой заповеди, жил ею. Он не раз видел кровь и смерть дорогих ему людей. Это поднимало в нем бурю гнева, придавало новые силы, зажигало неугасимую ненависть к врагам. Вернувшись на родину, он увидел разрушенное село, убогие курени, беспомощных детей, женщин, стариков, и сердце его сжалось от боли и сострадания. Необходимо было снова бороться — теперь с разрухой, причиненной войною. Арсей верил в людей. Он знал, что под руководством партии советский народ и здесь одержит победу. Он верил, что силы родины неисчерпаемы и самоотверженный труд советского народа создаст новую, счастливую жизнь. Он знал, что будущее будет светлым, радостным, что все страдания канут в прошлое, как мрачный и неповторимый сон. Но сколько напряженных лет, сколько упорного труда потребуется для того, чтобы восстановить разрушенное!

Арсей увидел свою соседку Варвару Воронцову — обычно веселую, бодрую женщину. Она шла навстречу ему неверной, усталой походкой. На ней была рваная кофта, на босых ногах запеклась кровь. С непокрытой головы на грудь спутанными прядями падали преждевременно поседевшие волосы.

Арсея поразило напряженное выражение осунувшегося, постаревшего лица женщины. Он остановился, подождал ее.

— Варвара Тимофеевна, здравствуй! — сказал он, чувствуя, что ему становится не по себе. — Как живешь, Варвара Тимофеевна?

Она взглянула на него, погрозила пальцем и прошептала:

— Тише… Не разбуди ее — она только уснула… Она долго не спала, моя Манечка…

— Варвара Тимофеевна, что с тобой? — спросил Арсей, невольно отступая.

Варвара подошла ближе, заглянула ему в глаза.

— Ты видел мою Маню?.. Нет, ты не видел ее… Она далеко… Она улетела туда — за тучи, за облака… Ты не достанешь ее…

И, торжествующая, она сложила руки на груди и пошла к реке, высоко поднимая израненные ноги.

— Безумная она, — сказал Недочет. — Дочка ее. Маня, была вместе с твоей сестричкой…

Где-то рядом послышался знакомый голос:

— Арсей!.. Арсей!..

Арсей остановился. К нему подбежала высокая худая девушка, в порыве радости схватила его за руки. Потом, словно опомнившись, смущенно опустила глаза, смяла в руках серенький фартук.

— Ты видишь, Арсей, что они сделали с нами!

— Ничего, Вера, ничего… — Он обнял девушку за плечи. — Покажи-ка, где тут моя старушка.

— Идем, идем, — сказала Вера. — Прасковья Григорьевна там. Она ждет тебя, Арсей…