Долгим показался этот путь, — от куреня к куреню, от землянки к землянке. Наконец у догорающего костра Арсей увидел маленькую сгорбленную старушку. Это была она, мать. Голова ее была покрыта серым вязаным платком, из-под которого выбивались пучки ставших совсем белыми волос. Старый, изорванный пиджак прикрывал ее плечи, впалую грудь. Худые, со вздувшимися жилами руки безвольно лежали на коленях.
Арсей подошел к костру, опустился на землю. Он смотрел в лицо матери. Она почувствовала его взгляд, подняла голову и посмотрела сыну в лицо сухими, воспаленными глазами.
— Сынок, — проговорила она, — родной мой…
Арсей прижал голову матери к своей груди и стал целовать лоб, седые волосы. Она гладила его по голове шершавой ладонью.
— Таню, сестру твою, убили…
— Знаю, мама… Знаю… Не плачь, мама…
Но мать не плакала. Арсей понял: она давно уже выплакала слезы.
Товарищи сели в сторонке у гаснущего костра. Недочет подбросил в огонь сухих веток, раздул тлеющие угли. У него был такой вид, будто все, что происходило здесь, его совершенно не интересовало, и только глаза слезились, должно быть от едкого дыма.
Мать и сын, не отрываясь, смотрели друг на друга. Они не замечали времени, не видели ничего вокруг себя.
Солнце село. Подул свежий ветер. Вместе с ветром в табор ворвался звонкий строй девичьих голосов. Арсей вздрогнул, прислушался. Высоко взлетев, песня вдруг оборвалась, точно лопнула туго натянутая струна.
С минуту над табором стояла тишина. Внизу у разбитого мельничного колеса монотонно плескалась вода. Где-то жалобно и тихо стонал ребенок. Тонкими столбиками тянулся к небу синий дым костров. Но вот опять, уже более отчетливо и где-то совсем близко, снова взметнулись в сизую высь ладные девичьи голоса, и песня — русская душевная песня! — плавно полилась над притихшим табором.
3
От реки шли три девушки. Они пели ладно, звонко, задорно. Из землянок и куреней выбегали ребятишки, женщины, выходили старики. Табор оживал.
— Ах, братец мой, за сердце трогает! — воскликнул Недочет и встал. — Чьи такие? — спросил он Дениса.
— Наши, — ответил Денис: — Надька Бережнова, вон та, беленькая, что справа, в середине Зина Медведева, Марьи Акимовны дочка, а с другого краю Маруся Крюкова.
— Твои комсомолки?
— Комсомолки, — подтвердил Денис: — и мои и твои, Иван Иваныч.
К девушкам присоединилась группа женщин, и вот все они изломанной цветной шеренгой, обходя землянки и курени, медленно пошли по табору. Впереди бежала Евдокия, проворная сноха Быланиных, и, размахивая белым головным платком, кричала:
— Ба-бы!.. Вылезай из нор, ба-бы!..
Табор закипел. Толпа росла, как снежный ком. К землянке Быланиных народ подходил густой беспорядочной гурьбой. Как речная волна в ненастную погоду, песня металась от одного края к другому, поднималась в вышину и неудержимо неслась по притихшей в редкой дымке вечера балке.
Арсей вскочил на пень и, обращаясь к людям, крикнул что было мочи:
— Товарищи!
Толпа дрогнула. Люди остановились, повернулись к нему. Песня оборвалась на высокой ноте, замерла.
— Друзья мои! — громко произнес Арсей. — Сбылись слова товарища Сталина! Пришел час освобождения нашей родины!
Прасковья Григорьевна стояла у костра. Отсюда ей хорошо был виден Арсей, ее сын. Вытирая уголком платка глаза, она слушала его проникновенные слова и кивала головой. Арсей говорил о героических подвигах Красной Армии, о близкой и окончательной победе, призывал энергичней взяться за дело.
«Да, да, правда, правда, это сейчас нужно людям, — думала Прасковья Григорьевна. — Истосковались они по работе, по полю, по вольному труду…»
Сердце матери наполнялось радостью. Она прижалась к плечу Веры, а та, поймав сухую мозолистую руку старушки, сжала ее. Девушка тоже была взволнована.
Недочет внимательно слушал Арсея, поглаживая бороду. Денис наклонился к его уху.
— Иван Иваныч, — прошептал он, — посоветоваться нужно. Мы решили рекомендовать председателем его.
— Хорошее дело, — сказал старик.
— Как думаешь, момент подходящий?
Недочет посмотрел на Арсея, сощурив глаза, и тихо ответил:
— В самый раз.
— Значит, думаешь, можно? — спросил Денис.
— Предлагай, — решительно сказал Недочет. — А мы поддержим…
Арсей говорил горячо, убежденно:
— Все мы любили ее, нашу Зеленую Балку. Теперь там пепел. Но любовь к ней не умерла. Она зовет нас к работе, к трудовым подвигам. Так не будем же падать духом! Выше голову, товарищи!