— Я должен спуститься и раздать немного симолеонов, — говорит генеральный, — но потом нам надо будет потолковать.
Он спускается на лифте с моим братом, который держит коробку с двадцатью семью смарт-картами. В них загружены секретные числа, отчего каждая стоит миллион симолеонов. Я подхожу к окну ложи и смотрю вниз. На пятидесятиярдовой линии выстроились двадцать семь американцев и ждут, когда с небес на них сойдёт манна математическая. Они — именно тот пёстрый демографический срез, на который надеялся брат. Не знай я, нипочём бы не догадался, что все они — граждане Первой распределённой республики.
Криптоанархисты достают из бара по бутылке «Джолта» и дружно выходят. В ложе остаюсь я, папа и мама. Папа указывает на поле мундштуком.
— Эти двадцать семь человек, ты ведь им не помогал, а?
Джо я соврал, но с родителями такой фокус не пройдёт.
— Скажем так: не все панархисты — длинноволосые маньяки, хлещущие «Джолт». Есть среди них и похожие на тебя. Как две капли воды похожие, вообще-то.
Папа кивает: поддел, поддел.
— Кодекс и его люди спасли лотерею — и нашу семью — от катастрофы. Но не даром.
— Обычно так и бывает, — говорит папа.
— Однако тут выигрывают все. Джо и его клиент хотят, чтобы рекламная кампания прошла успешно, чтобы через год всякий, кто сейчас смотрит трансляцию, был высокого мнения о надёжности и стабильности симолеонов. Так?
— Так.
— Раздавать симолеоны случайным людям — всё равно что играть в кости. Раздать их тайным панархистам, кровно заинтересованным доказать, что электронные деньги работают — ставка куда вернее.
— А флаг у Первой распределённой республики есть? — ни с того ни с сего спрашивает мама.
Я говорю ей, что тем парням, похоже, шить не привыкать. И ещё до начала второго тайма у неё готов эскиз флага на обороте программки.
— Он будет разноцветным и красочным, — говорит мама. — Как банка желейных бобов.