- Да, не могу пожаловаться.
И, поскольку кельнер уже повис над нами, американец спрашивает:
- Что будете пить?
- Банальное виски.
- Почему "банальное"? Принесите нам два "Джон Крейби" восьмилетней выдержки, - говорит Уильям официанту.
- Восьмилетнего вам нальют из той же бутылки... - бросаю я, когда кельнер удалился. - Только плата будет другая.
- И ваше настроение! - добавляет Сеймур.
- Мне бы не мешало несколько поднять настроение, особенно после истязаний ваших преследователей.
- Затасканные приемы, - пожимает плечами Уильям. - Я даже не предполагал, что подобные вещи могут как-то действовать на вас.
- В сущности, они на меня не действуют. Но то, что они подосланы лично вами... человеком, который уверял, что полностью мне доверяет...
- Доверие в нашем деле, как вы знаете, имеет известные границы, напоминает мне собеседник.
И, так как я не реагирую на его слова, он продолжает:
- Впрочем, я вам благодарен, что вы подняли этот вопрос. Пользуясь случаем, могу объявить вам, что наблюдение за вами снято. Получив последний "доклад", как вы изволили выразиться, я тут же расформировал группу.
- Восстанавливаете доверие?
- Нет. Устанавливаю факты.
- Устанавливаете факты?
- Вот именно. К этой затее пришлось прибегнуть с единственной целью: установить, будете ли вы пытаться выйти из-под наблюдения. Вы сделали такую попытку. И одного этого факта для меня вполне достаточно. Нет даже необходимости устанавливать, чем вы занимались в последние часы. Ясно, не правда ли?
Кивнув в ответ на его слова, я машинально поднимаю только что поставленный передо мною бокал. Сеймур определенно намекает на то, что я исчез, чтобы получить от кого-то инструкции. Разумеется, не в моих интересах убеждать его, что моей целью было не получить инструкции, а кое-что передать. Восьмилетний "Джон Крейби"... Возможно, и восьмилетний, но что из этого? Пьянством мне своего противника до банкротства не довести, будь виски даже столетним. Сейчас гораздо важнее то, что снята блокада, если это действительно так.
- Как вам нравится виски? - спрашивает Сеймур, сунув в угол рта сигарету.
- Что-то в нем есть общее с моим пребыванием в этом городе. На первый взгляд - ничего особенного, а на деле - грозит коварными последствиями.
- Вы, я вижу, делаетесь бОльшим пессимистом, чем я, - усмехается Сеймур. - Не так все мрачно, как вам кажется. Даже наоборот.
И неожиданно меняет тему разговора:
- Вы и квартиру новую сняли?
- Да.
- Насколько мне известно, вы в тот же день показали ее Грейс?
- Да. Надеюсь, вас это не задело?
- Нет, конечно. Если речь зашла о Грейс, то меня больше всего бесит ее внешность.
- Вот как? А мне, наоборот, кажется, что сейчас она стала более привлекательной, чем была.
- Верно. Но именно это меня и бесит, - поясняет Сеймур. - В этом мире, где внешность служит для большинства женщин средством саморекламы они как бы сами себя предлагают, - я решительно отдаю предпочтение строгой внешности, а не привлекательной.
- Дело вкуса...
- Нет, дело не в этом, - возражает Сеймур. - Женщина - низшее существо, и, как только она перестает казаться недоступной, сразу теряет свою притягательную силу.
- Стоит ли обращать внимание на такой пустяк, как, скажем, модное платье? - примирительно вставляю я.
- Пустяк перестает быть пустяком, когда за ним кроется нечто более существенное. Важно не платье, а то, что за ним кроется.
- Известно, что кроется за платьем.
- Да, но я имею в виду определенный поворот в психике этой женщины. Честно говоря, я не думал, что Грейс способна так легко поддаваться влиянию...
- Дурному влиянию...
- Влиянию, не сходному с моим, - уточняет Сеймур. Он переносит взгляд на городскую ратушу, ярко освещенную скрытыми прожекторами и напоминающую на фоне ночи театральную декорацию. Я тоже смотрю туда и, может быть, именно в эти мгновения в полной мере сознаю, где я нахожусь, каким нереальным и призрачным кажется все, что в эти дни меня окружает. Все, кроме отдельных элементов, прямо связанных с моими действиями.
Остроконечная башня, громоздкая и мрачная, вонзается в черно-красное, несколько-мутное от неоновых отсветов небо, и в моей голове оживает ненужное, выцветшее воспоминание о другом вечере, проведенном недалеко от этой башни, - гудящий за облаками самолет, унылые рассуждения Грейс. Грейс, о которой мы говорим сейчас, хотя мысли наши заняты совсем другим.
Впрочем, похоже, что по крайней мере в данный момент Сеймур не думает о другом. Он отрывает взгляд от ратуши и неожиданно обращается ко мне в каком-то порыве, совершенно ему не свойственном:
- Вы знаете, Майкл, меня все время не покидает чувство, что вокруг все рушится; протяну руку к чему-либо - и оно рассыпается в прах, словно в каком-то кошмаре: идеалы, в которые верил, любовь, которую ощутил, женщина, которую воспитал, встретившийся мне друг - все распадается в прах... Жизнь напоминает какой-то шабаш призраков, которые сразу же рассеиваются, стоит только приблизиться к ним...
Хмурое лицо Сеймура исказила не то боль, не то горечь.
- Все зависит от того, как вы приближаетесь... С каким чувством... От вас исходят опасные токи, Уильям.
- От меня? А с вами такое не случается? Вы познали веру, любовь, дружбу? Только давайте без лекций, скажите прямо: познали?
- И что из этого, познал я или не познал? Может ли служить доказательством какой-то единичный случай - счастливый или несчастливый?
- Не хитрите. Либо ответьте прямо, либо молчите.
- Во всяком случае, я постиг одно, Уильям: что есть верный путь. Твердый путь, который не рушится у тебя под ногами, с которого ясно видна цель, на этом пути встречаешь только близких людей: с одним поравнялся, другие тебя обгоняют, но они тут, рядом, не рассеиваются, когда к ним приближаешься.
- Слова, слова... - прерывает меня Сеймур. - Как всегда, одни слова... Впрочем, в ваших словах я нашел ответ. Вы испытываете ту же пустоту, мою пустоту, но вы боитесь увидеть ее и в страхе пытаетесь заполнить ее словами.
- Пусть будет так, если это вас устраивает.
- А вы убеждены, что это не так?
- Нет. И поскольку вопрос ваш не прост, чтобы мы не обманывали друг друга, я скажу прямо: бывают моменты, когда я тоже испытываю чувство пустоты. Но у меня нет никакой необходимости скрывать это от самого себя. Вы прекрасно понимаете, что человек не в состоянии скрывать от себя вещи, причиняющие ему боль. Как их скрывать, когда тебе больно? Только для меня подобное состояние - вещь случайная, болезненное состояние в целом здорового человека, живущего здоровой, наполненной жизнью. А у вас наоборот.