- Если это так, то вы ошибаетесь. Женщины обожают тиранические натуры. Причины женской неуравновешенности значительно проще. Но что поделаешь: женщине я уделяю столько внимания, сколько она заслуживает, а не сколько ей хотелось бы.
Я не возражаю ему, поскольку в вопросах пола не столь силен, и мы какое-то время молчим, а машина тем временем лавирует в лабиринтах тесных улочек.
- Зачем вам понадобилось забираться в эту даль? - выражает удивление американец.
- Здесь намного дешевле.
- Впрочем, когда вы сняли свою новую квартиру, если это не секрет?
- В субботу.
- Значит, в субботу вы считали, что вам еще имеет смысл прикидываться скромным стипендиатом?
- Я и в этот раз не вижу надобности отвечать.
- В сущности, ваша версия насчет исследовательской работы в библиотеке в самом начале была не особенно убедительна, - продолжает Сеймур. Ему, специалисту, как видно, забавно анализировать просчеты своего коллеги.
Но я молчу, и он повторяет, чтоб меня подразнить:
- Ну, сознайтесь, Майкл, она была не очень убедительной.
- С превеликим удовольствием, но при условии, что и вы тоже кое в чем сознаетесь.
- В чем именно?
- Когда вы узнали, кто я такой?
- Как только вы сошли с поезда, - не задумываясь, отвечает мой собеседник.
- Вот поэтому моя версия показалась вам неубедительной.
- Вы правы, - кивает Уильям. - Такая неудача может постигнуть каждого.
И после непродолжительной паузы добавляет:
- У вас едва ли возникало подозрение, что эта неудача станет самой большой удачей в моей жизни.
- Вы сами видите, тут более чем скромно, - тихо говорю я, входя с гостем в мансарду и включая свет.
- А главное - не особенно чисто, - кивает Сеймур.
Задрав свой римский нос, он брезгливо вдыхает запах сырости и плесени.
- Самая отличительная черта вашего чердака - спертый воздух. Тут просто нечем дышать.
Я распахиваю окошко.
- Это несколько меняет дело, - говорит гость и сует нос в чердачное окно. - Все же я сниму пиджак.
- Чувствуйте себя как дома!
Сеймур достает из кармана сигареты, зажигалку и кладет на стол. Затем снимает пиджак и вешает на спинку старенького венского стула.
В мансарде и в самом деле очень душно, и теплый влажный воздух, проникающий через окошко, в сущности, ничего не меняет. Над городом низко нависли дождевые тучи, призрачно освещенные его мутным красноватым заревом.
Я тоже снимаю пиджак и приступаю к обязанностям хозяина, то есть распаковываю бутылки, приношу стаканы и графин воды, затем сажусь напротив гостя.
Сеймур наливает виски, столько же добавляет воды, отпивает глоток и с нескрываемой брезгливостью осматривает комнату. То ли это кислое выражение результат теплого виски, то ли реакция на убогую обстановку, трудно сказать, однако оно долго не сходит с лица гостя.
Впрочем, здешняя обстановка нисколько не лучше и не хуже, чем в любой другой запущенной мансарде: выцветшие, местами ободранные обои, потрескавшийся потолок с желтыми разводами в тех местах, где протекала крыша, дряхлая, вышедшая из употребления мебель, к тому же стойкий запах плесени.
- Как вам теперь известно, Майкл, я тоже некогда познал бедность и отлично понимаю, что некоторые люди вынуждены жить в таких норах. Но мне непонятно другое: почему в них соглашаются жить те, кто мог бы жить в иных условиях?
- Поймите, я не придаю этому особого значения. Мне не свойственно смотреть на окружающую действительность глазами эстета.
- Тут не до эстетства, речь идет об элементарной чистоплотности, возражает американец и опять брезгливо морщит нос.
Затем он отпивает еще глоток виски - очевидно, с целью дезинфекции. Впрочем, кажется, что он даже глотка не отпил, а только пригубил. Тут я не удержался:
- Что-то больно робко вы начинаете предаваться пьянству.
- Сдержанно! - поправляет меня Сеймур. - Я не робкого десятка, но действую всегда осторожно, Майкл. Тактика или, если угодно, характер...
Перестав шарить глазами по мансарде, он останавливает взгляд на мне.
- Итак, какой же ответ?
- О чем вы?
- О том, что вы получили сегодня под вечер. Вы же не станете меня убеждать, что затеяли с моими людьми игру в прятки только ради того, чтобы опробовать мотор своей машины.
Он замолкает с явным намерением предоставить мне слово, только я, по крайней мере сейчас, не собираюсь высказываться.
- Еще в воскресенье вечером вы сообщили в Софию о моем предложении, Майкл. Это вполне понятно и нам хорошо известно. А сегодня вы получили инструкции по этому вопросу. Это нам тоже понятно и тоже известно. Так вот, я и спрашиваю, какие вам дали инструкции?
В тоне моего собеседника, внешне вполне дружелюбном, проскальзывают чуть заметные металлические нотки.
- Вы весьма вольно импровизируете, Уильям. Никаких инструкций я не получал.
- В таком случае я хочу знать ваш собственный ответ на мое предложение. Ответьте мне ясно и совершенно определенно: "да" или "нет".
- Нет.
- Значит, вам дано указание воздержаться, - кивает американец. - Тем лучше. Это возвращает нас на исходные позиции. Как будто мы начинаем все сначала. Так что ваше согласие теперь будет именно вашим согласием, а не согласием инстанций, стоящих у вас за спиной.
- Верно. В случае, если согласие будет дано.
Как бы пропустив эти слова мимо ушей, Сеймур смотрит на часы.
- Грейс что-то запаздывает, - говорю я и тоже смотрю на часы.
- Грейс должна опоздать, - произносит гость. - Прежде чем начать пьянствовать и заниматься женщинами, нам предстоит проделать небольшую работу. Словом, нам необходимо поговорить.
- По-моему, за эти дни мы наговорились до отупения.
- Правильно. И все же к заключению пока не пришли. К тому же сегодня под вечер многое изменилось. Так что нам все-таки необходимо переговорить.
- Раз необходимо... Главное, чтобы Грейс не задержалась больше, чем нужно.
Моя реплика как бы возвращает Сеймура к чему-то забытому, и он неожиданно бросает мне с упреком:
- Вы умыкнули у меня Грейс, Майкл...
- Скорее, она меня пыталась умыкнуть. Меня бы нисколько не удивило, если к этому вы приложили руку. Невинная инсценировка вроде той драки, в которой вы спасли мне жизнь.
- В своей мнительности вы слишком далеко заходите, - сухо замечает мой гость.