По существу, разрыв с Маргаритой произошел из-за ребенка. Правда, ребенок послужил лишь поводом. И это также произошло в городском саду, только сад назывался Парк свободы, а я был прилично одет и рядом сидела Маргарита.
- Мне хочется иметь ребенка, - сказала она как бы про себя, глядя на девочек, резвившихся на аллее.
- Это вполне можно устроить, - великодушно ответил я, подняв лицо и с наслаждением подставляя его солнцу.
- Но у ребенка должен быть отец...
- Естественно, он у него будет.
- Я хочу сказать: настоящий отец.
- Ну конечно, настоящий, не из папье-маше.
- Я не желаю быть замужем теоретически и довольствоваться мужем, взятым напрокат.
- Какая муха тебя укусила? - спросил я.
- Никакая муха меня не укусила, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Нельзя же всю жизнь ждать и дрожать в страхе за тебя.
- Мне кажется, мы обо всем уже договорились... - мягко ответил я, подавляя чувство досады.
- Жаль только, что у тебя дальше разговоров дело не идет.
- Не понимаю, о чем ты?
- О том, что ты найдешь себе другую работу.
- На это ты не рассчитывай. Чтобы зря не терять времени, подыщи лучше себе другого отца для своего будущего ребенка...
- Ну что ж, за этим дело не станет! - вызывающе произнесла Маргарита.
Но этой репликой она не добилась желанного эффекта. Тогда она пускает в ход другой аргумент:
- Если я тебе не дорога...
- Ты прекрасно знаешь, что ты мне дорога. Но я дорожу и своей профессией.
- Вот именно. Можно подумать, что других профессий не существует! С твоим знанием языков, с твоими связями ты давно бы мог найти место поспокойней - например, в дипломатии или в торговле...
- Как Тодоров.
- Хотя бы. Чем его работа хуже твоей?
- Я этого не говорил.
- Знаю, что ты хочешь сказать. Ну уж если я захочу уйти к Тодорову, то у тебя не спрошусь. И если в один прекрасный день это случится, то знай, виноват в этом только ты...
- Каждый человек сам отвечает за свои поступки. Я - за свои, ты - за свои. Не понимаю, какая тебе надобность говорить, на кого падет вина. А что касается профессии, то мой выбор окончательный. В отношении же замужества - тебе решать.
- Вот это я и хотела услышать, - сухо сказала Маргарита. - Пойдем, если не возражаешь.
Я проводил ее до дому, и это было последнее наше свидание. Маргарита очень скоро сделала свой выбор и ушла к Тодорову.
По аллее ко мне приближаются два маленьких существа - девочка и собачонка. Впереди бежит девочка с надкусанной булочкой в руке, следом за нею - собачонка. Время от времени девочка останавливается, подносит к морде собачонки булочку, чтобы подразнить ее, и бежит дальше. Собачонку, как видно, не волнует булочка: она гонится за девочкой, потому что ей хочется поиграть. Два маленьких существа останавливаются у моей скамейки. Девочка залезает на скамейку и кладет рядом с собой булочку, чтобы тут же ее схватить, если к ней потянется собачонка. Но, животное, понюхав булочку, отводит морду в сторону и навостряет уши: за кустарниками раздается женский голос: "Эвелина! Эвелина!"
Ребенок что-то кричит в ответ и бежит обратно, преследуемый собачонкой. Оглядевшись, словно вор, я беру надкусанную булочку и иду в другую сторону. Булочка для меня - настоящая роскошь, однако ею сыт не будешь. И все же благодаря булочке суббота прошла значительно легче, чем воскресенье.
Весь воскресный день, терзаемый голодом, я брожу по окрестностям города. Вначале держусь подальше от шоссе, довольствуюсь полевыми тропами, потом, не устояв перед искушением, начинаю обследовать придорожные рвы в надежде на то, что мне попадутся какие-нибудь остатки пищи, выброшенные из проходящих автомобилей. Но, по-видимому, люди в этой стране либо не едят во время движения, либо съедают все дочиста, потому что я нашел лишь несколько бутылок из-под пива.
Когда этот бесконечный день все же подходит к концу и спускается густой сумрак, я направляюсь к заранее облюбованной ферме, обхожу ее и пролезаю сквозь ограду из колючей проволоки в фруктовый сад. Яблоки на невысокой яблоне крупные и тяжелые, я сую их за пазуху, вздрагивая от холодного прикосновения плодов. Пазуха сильно отяжелела, но я торопливо рву плоды. Из темноты доносится собачий лай. Возможно, собака лает не на меня, однако я не намерен проверять, на кого она лает, и снова пролезаю сквозь колючую проволоку, прикрывая одной рукой вырез комбинезона, чтобы не высыпались драгоценные плоды.
Не успев очутиться на поле, я пробую яблоки и убеждаюсь, что они ужасно кислые и твердые, как дерево. Но пусть они будут во сто раз кислее, это все же пища, это можно есть, и я грызу яблоки всю дорогу, а потом и в бараке, словом, до тех пор, пока не начинаю чувствовать тяжесть в желудке. Мне кажется, что я переел, но тем не менее насыщения не испытываю. "Все же обманул голод", - успокаиваю себя и в ту же минуту чувствую, как мой пищевод заполняет ужасная кислота, меня тошнит, и я выбегаю из барака.
Первую половину ночи я борюсь с отвратительным чувством тошноты, а вторая половина проходит в борьбе с пробудившимся снова чувством голода. Как только наступает рассвет, я иду к городу. Ноги у меня дрожат, и я ясно понимаю, что еще два дня без еды я не выдержу.
В наиболее подходящий момент, то есть за несколько минут до начала рабочего дня, я приближаюсь к намеченной цели. Передо мной то самое мрачное складское помещение, унылый вид которого привлек внимание Грейс. Рядом с ним находится отель "Кодан". Чтобы не идти мимо отеля, я захожу в складской двор с противоположной стороны. Сторож сидит у своей каморки и читает газету.
- Я слышал, будто вам нужны грузчики... - тихо говорю я, приближаясь к нему.
Оторвавшись от газеты, тот, как и подобает сторожу, окидывает меня внимательным взглядом.
- Документы у вас есть? - спрашивает бдительный страж.
- Есть.
- Тогда ступайте в канцелярию, там вас оформят. Вот сюда, сюда!
Прохожу по бетонной дорожке, на которую указал сторож, за угол здания. Вход в канцелярию сразу же за углом, но я шествую мимо, по направлению к порту. Документы... Как будто я мечу в директора... Мои документы на дне канала. И слава богу, потому что ничего, кроме неприятностей, мне от них ждать не приходится.