К тому же и фигура ее оставляла желать лучшего. Покатые плечи, небольшая сутулость — закономерное следствие затянувшейся девичьей застенчивости и приверженности книжным знаниям. Широковатые бедра, грозившие после поздних родов превратиться в оплывшую целлюлитом корму. Ноги в высшей степени средние, да еще драпируемые нижеколенной юбкой. Грудь, правда, небольшая, ладная — она удовлетворила бы всякого первопроходца, который пожелал бы ее отыскать под мешковатым, грубо связанным свитером, но таких на моей памяти оказалось немного (честно говоря, не припомню совсем). Мелкие желтоватые зубки, как у кусливого животного, один из них — криво поставленный, острый, звериный. Небольшие уши под завитками неряшливо разлетевшихся волос. И — этот напряженный запах затянувшейся девственности…
— Что это за чучело? — спросил Витек Галактионов, мой закадычный приятель, кивнув на смущенную Лилееву, которая, закутавшись в штормовку, трусила прочь, стараясь поскорее слиться с гомонливой, хохочущей толпой сокурсниц.
— Да так, одна… — пробормотал я, смущаясь своей связью с этим в высшей степени стандартным женским экземпляром.
Тем временем у меня горел и плавился роман с одной сумасшедшей красоткой, по которой вздыхала мужская половина нашего факультета… Это была восточная красавица с миндалевидными глазами, с фигурой райской гурии, капризная, как балованное дитя. Один ее взгляд уничтожал залежи первобытной мужской самоуверенности, одно ее движение сводило с ума, за одно прикосновение к ее руке любой из нас готов был отдать все свое будущее вместе с прошлым в придачу! Болтали, будто за ней таскается некий кавказец с рынка, вооруженный, по слухам, кинжалом и толстым кошельком, причем кошелек предназначался красавице, а кинжал — ее многочисленным поклонникам, что, впрочем, не мешало девушке мутить краткосрочные романы на стороне, вспыхивающие и гаснущие по сто раз на дню.
Забегая далеко вперед, скажу, что судьба этой пожирательницы мужских сердец оказалась весьма трагичной: вышла замуж, родила ребенка, уехала на север, была счастлива, пока ее не зарезал по пьяному делу любовник, одержимый приступом белой горячки, странно похожей на ревность… Впрочем, узнал я об этом много позже, и мне совсем не стало грустно от этого известия. Ведь мы удивительно холодны к бедам наших бывших возлюбленных, хотя в разгаре чувств готовы жертвовать собственной жизнью с такой легкостью, будто это безделушка для благотворительной ярмарки…
«Привет!» — «Привет!» Обычно мы встречались в перерывах между лекциями и, редко, в институтской столовой. Лида робко светлела улыбкой навстречу, не смея обременять меня своей персоной более, чем допускалось приличиями или чем это допускал я сам. «Есть реферат по восточным рынкам? Дашь скатать?» — «Конечно!» — «Вечерком забегу к тебе… Лады?» — «Ага!»
В разговоре со мной ее лицо озарялось несбыточной надеждой. Кажется, если бы вместо реферата я потребовал от нее всю ее жизнь без остатка — с той же восторженной интонацией она воскликнула бы «Конечно!», благодарно просветлев лицом. Но я не просил ее об этом.
Притом Лида, как болтали сокурсники и как утверждали преподаватели, была умна совсем не по–женски. Кажется, я уже упоминал об этом. Ее рефераты были блестящи, ее курсовые напоминали диссертации в миниатюре, а преподаватель по математическому анализу зримо млел при виде головастой студентки. Он, верно, женился бы на ней, если бы не был навеки обвенчан с математикой. Лиду частенько отправляли на научные конференции, откуда она привозила дипломы, почетные грамоты и заманчивые предложения о стажировке за рубежом. Естественно, все предложения, делаемые ей, были исключительно научно–теоретического, а не любовно–практического плана.
Она получала повышенную стипендию, тогда как я прозябал без всякой стипендии вообще. Ей ставили пятерки на экзаменах, тогда как я раз за разом отправлялся на пересдачи — не хватало времени заниматься пустяками вроде учебы, когда Господь Бог населил землю огромным количеством хорошеньких девушек, основная масса которых находится в соблазнительном безмужнем состоянии, в боевой готовности к любви!
У Лиды имелся поклонник — преподаватель по мировой экономике, который заманивал ее на кафедру предложением об аспирантуре, а у меня — очередная блондинка, которая заманивала меня в брак сообщением о беременности, которая, слава богу, оказалась ложной.
Впрочем, не думаю, что Лида была гораздо умнее меня, хотя наличие нерядового интеллекта у женщины подобной внешности более чем вероятно. Возможно, я тоже сумел бы произвести фурор своими научными успехами, однако бесконечная вереница любовных романов не оставляла мне времени на сидение в библиотеках и на толстые книжки с иероглифами заумных формул.