Шайтан напрягся и подбросил вилку — он знал, что этот инструмент может быть не хуже ножа.
— Ну, сел, — Художник устроился опять на лавку и завернулся в простыню.
— И не вставай, пока я не скажу. Когда я скажу, тогда можешь идти. А когда не скажу… — Хоша икнул, посмотрел на помощника со вполне трезвой, оформившейся ненавистью.
— В игры играем, да? — насмешливо посмотрел на него Художник. — Проспись, Хоша. У нас завтра серьезная встреча. Или отменим? — Он опять встал.
— Сядь!
Художник, не оборачиваясь, вышел. Шайтан внимательно посмотрел на присутствующих и вышел следом.
— Мальчики, ну зачем так, — начал было дядя Леша.
— А ты, старая шлюха, рот завари! — оборвал его резко Хоша.
Иногда на Хошу после таких выходок находило раскаяние, и он миг извиниться. Но не в этот раз. На следующий день он смотрел на Художника зверем. Однако проходившие в номере люкс гостиницы «Восход» переговоры с заезжими из Подмосковья клиентами по водке, на которых Гринберг просил его подстраховать, прошли успешно.
После переговоров Гринберг потащил Хошу и Художника в тихий, дорогой испанский ресторан «Андалузия».
— С вами приятно работать, господа, — Гринберг потер руки, глядя на заставленный деликатесами стол.
Он договорился по дешевке впаривать москвичам по три машины левой водки в неделю. Упиралось в то, как договорятся крыши. В Московской области давно основная часть торговли продуктами и спиртным подконтрольна преступным группировкам. Крыши договорились.
— Можно было бы дела куда крепче завернуть. Мешает Палубов, — вздохнул Гринберг. — Красный директор. Партбилет закопал на огороде, ждет, когда власть сменится. Устарел он, как паровоз. Ох, устарел. С ним становится трудно.
— Сильно трудно? — спросил Художник.
— Сильно. У него значительная часть акций. И авторитет. Но если директор отбывает в мир иной, ситуация кардинально меняется.
— Короче, ты хочешь прибрать завод, — кивнул Художник.
— Не весь же…
— Ну и аппетиты у тебя, водочных дел мастер.
— Истина простая — чем лучше мне, тем лучше вам, — добродушно улыбнулся Гринберг. — И наоборот.
— И ты для бодрости духа не прочь попьянствовать на поминках Палубова? — кивнул Хоша с пониманием.
— Звучит грубовато, — поморщился Гринберг.
— Понятно… Условия? Что мы, двое, будем иметь с этого? И начался торг. И торг, к удовлетворению обеих сторон, оказался удачным.
— Сегодня день конструктивных переговоров, — отметил довольно Гринберг. — Хотелось бы решить проблему до ноября.
— Решим, — заверил Хоша.
Когда, собравшись на хате, использовавшейся для сходняков, руднянские обсуждали план устранения директора ТОО «Эльбрус», Художник заметил:
— Надо аккуратно валить. Шуму будет много. Это не Боксер, а директор крупного завода. Тут властные интересы.
— Да какая к хренам разница? — махнул рукой Хоша.
— Лучше вообще все оформить как несчастный случай. Шайтан, это возможно? — обернулся Художник к своему приятелю.
— Очень трудно, — протянул Шайтан.
— Чего, страшно, Шайтан, да? — осклабился Брюс.
— А я отвык бояться. Ты бы дерьмо ложкой жрал там, где я побывал, — скучающе, прозрачными глазами уставился на Брюса Шайтан.
— Ладно, хва, — поднял примирительно руку Художник. — Так как, Шайтан?
— При чем тут Шайтан? — вдруг раздраженно воскликнул Хоша. — Художник, ты что тут поручения раздаешь? Художник только пожал плечами и замолчал.
— Брюс, ты что думаешь? — спросил Хоша. Тот пожал плечами и произнес бесшабашно:
— А что тут думать? Чего мы, какого-то козла не завалим? Ха…
— Неделю вам. Двенадцать тысяч зелени.
— Они завалят не тело, а дело, — негромко произнес Художник.
— Вы одни здесь доки. А остальные так, фраера необученные, — со злостью произнес Хоша. — Так?
— Да нет. Пускай работают, — пожал плечами Художник. — Они парни реактивные.
— Гы, — ухмыльнулся Башня. Все произошло так, как и ожидал Художник. Башня и Брюс не нашли ничего лучшего, как взять два автомата и четыре магазина, прихватили с собой еще одного, такого же отвязного, как и они сами, по кличке Стручок. И отправились чинить не праведный суд.
Было известно, что к престижному дому на улице Ворошилова утром подъезжает серая «Шкода». Охранник поднимается наверх, спускается с директором «Эльбруса» вниз. И последний едет на завод ударно трудиться и заливать область водкой.
То утро ничем не отличалось от других таких же. Охранник, привычно прикрывая Палубова, оглядываясь, вышел из подъезда. Тут и вырулила из-за угла машина с веселыми киллерами.
Застрекотал автомат.
Шофер «Шкоды» вывалился из машины, схоронился за ней. Охранник, оттолкнув Палубова, простреленный, рухнул на асфальт. А директор, не задетый пулями, кинулся обратно в подъезд. Он успел распахнуть дверь, когда его настигли пули. Стручок ринулся за ним добивать, тут водитель «Шкоды» из-за своей машины и всадил в него пулю, после чего открыл по киллерам стрельбу.
Стручок сумел добежать до «жигуля», который они угнали только что, и ввалился на сиденье. Башня рванул машину вперед, а Брюс высадил весь магазин в отстреливающегося шофера, но так ни разу и не попал.
«Жигули» вырвались, как ошпаренный мул, со двора и, резко набирая скорость, устремились по улице Ворошилова, сбив бабку с авоськами.
На миг повисла тишина. А потом подъезд огласил страшный вопль. Пятнадцатилетняя дочка директора, распахнув дверь на звонок, увидела свалившегося на пороге отца.
Брюс и Башня вернулись в полуразвалившийся домик на окраине города, который снимала команда для разных деликатных дел, где их ждали Художник и Хоша. Они притащили с собой находившегося в полубессознательном состоянии Стручка, иногда разум у того прояснялся и он хрипел:
— Врача, братаны… Умираю… Плохо, больно… Пожалуйста.
— Так получилось, да… Случайность, — возбужденно бормотал Брюс.
— Случайность? — усмехнулся Художник.
— Ну… не всегда же получается… Охранники очень быстрые оказались, да.
Хоша зло посмотрел на него. Его тоже уже начинали доставать залеты этой парочки.
— Хреново, — произнес он.
Тут на сотовый Художника позвонил Гринберг. Водочный заправила истошно кричал, нисколько не стесняясь, зная, что сотовые телефоны не прослушиваются.
— Он жив! Понимаешь, жив!
— Понимаю.
— И говорить начнет! У его палаты двое ментов!
— Ничего, решим проблему, — сказал Художник и отключил телефон. — Гринберг в гневе.
— И чего? — спросил Хоша.
— Говорит, что директор жив.
Хоша повернулся к покрасневшему Брюсу:
— Ты говорил, что он мертв.
— Может, ранили.
— Бабки с вас снимаются, придурки! — воскликнул Хоша и ударил ладонью о ладонь. — Что делать?
— Надо разузнать ситуацию, — сказал Художник. Он сел в машину и отправился на разведку. К вечеру расклад был ясен.
— Два омоновца у палаты. Сам Палубов пока в сознание не пришел, — сообщил он Хоше.
— Кто сказал?
— Клистер.
Клистер был своим человеком в горбольнице — один из врачей, кто оказывал команде услуги — выковыривал у ребят пули после перестрелки.
— Он не подъедет Стручка посмотреть? — осведомился Хоша.
— Обещал… Надо доводить дело до конца, — сказал Хоша.
— Как?
— Надо думать… Только Брюса и его оруженосцев к этому не подпускать. Им только в «зарницу» играть, дуракам…
Клистир подъехал в дом вечером. Осмотрел Стручка и заключил:
— Плохо дело. Его бы в стационар надо.
— Хорошо, — Хоша протянул ему деньги. Когда Клистер уехал, Художник сказал:
— Стручка надо кончать.
— Надо, — кивнул Хоша.
— Пусть кто заварил кашу, те и кончают…
Брюс, услышав, что надо кончить кореша, резко воспротивился:
— Не я! Стручок, он же… Это братан настоящий! Верный братан! Нет!
— Брюс, ты виноват, — спокойно произнес Художник. — А вину надо заглаживать.
Брюс сглотнул. Потом вынул пистолет.