— А чего, — Башня задумался, показал на антресоли под потолком, глухие, с дверцей. — Пусть лезет туда.
— Зачем?
— Увидишь!
Брюнетка с трудом забралась туда. А Башня заржал:
— А теперь, тварь, через каждые десять секунд будешь выглядывать и говорить — ку-ку.
— Часы с кукушкой.
— Ага…
Таким образом пролетел час. В дверь позвонили — это амбал явился забирать девочек.
— Ну чего, мужики, — сказал он, заходя в квартиру. — Время вышло. Пора в дорогу. Где мои девочки?
— Вот что, брат, — Брюс похлопал его по плечу. — Ты иди. Они потом придут. Сами.
— Тогда за ночь доплачивайте.
— Брюс, он с нас бабки просит, или я не понял?
— Думаю, ты не понял, — сказал Брюс.
— Иди. Не доводи до греха, — порекомендовал Башня.
— Ну, мужики, это вы погорячились, — покачал головой амбал. — Дороже встанет.
— Двигай. А то у тебя никогда ничего не встанет, — Башня подтолкнул его к дверям. Захлопнув дверь, он зашел в ванную, где отогревалась вылезшая из холодильника блондинка. — Пошли. Дальше веселиться будем…
Крыша приехала через час. В дверь звонили настойчиво. Открыл Башня, и в брюхо его уперся нож. Его втолкнули в прихожую. Ворвались трое. Еще один ждал на лестничной площадке.
— Чего, ублюдок? Где еще один? — крикнул главный — двухметровый атлет со шрамом поперек лба.
— Ушел, — пожал плечами Башня.
— Вы влетели. Не надо было так, — сказал главный. — Теперь с вас бабки. И еще штраф. Или…
— Я все заплачу, — поспешно произнес Башня. — Все. Только не обижай, дядя!
Главный удивленно посмотрел на него. И тут ему в затылок уперлось что-то твердое. ,
— Свинцовой монетой заплатим, — сказал вышедший из ванной Брюс.
— Ты чего? — пробурчал главный.
— По стеночкам все, — сказал Брюс, и крыша послушно выстроилась лицом к стене.
— Значит, штраф тебе? — покачал головой Брюс. — Получи, — он нажал на спусковой крючок, пуля вошла в мякоть ноги, и главарь, заскулив, рухнул на пол.
— Знаешь, за что? — спросил Брюс.
— За что? — простонал главарь.
— Потому что ты — это ты. А я — это я! Почувствуйте разницу, — Брюс прицелился ему в лоб.
— Не надо…
— Забирайте этого козла и валите, — махнул пистолетом Брюс. — Если добавки надо, заезжайте. У нас патрон к пулемету излишек.
Крыша уехала. Зато через, полчаса заявилась милиция — в бронежилетах, с автоматами — и прервала веселье. Брюсу повезло, что он спрятал пистолет в тайник, который милиция так и не нашла. Оказалось, сутенер позвонил по 02 и заявил, что в квартире содержатся в заложниках две женщины.
Хоше пришлось выкупать эту парочку из милиции.
— Хоша, с ними все больше проблем, — сказал Художник.
— У нас не детский сад, — Хоша упрямствовал. — Братаны развлеклись.
— Они только и делают, что развлекаются. Дела они заваливают все. Нас уже ни в хрен не ставят.
— Это тебя не ставят, Художник. Тебя. Потому ты и злобишься на них. Так?
— Ладно, завязали базар. Но… Плохо все это кончится… И, думаю, скоро…
Действительно, после залета со шлюхами сладкая парочка влетела по-крупному ровно через месяц. Как раз Художник и Хоша отправились по делам на Кипр. А когда вернулись, застали картину — пейзаж после битвы.
Звонок в дверь был долгим и настойчивым. Гурьянов напрягся. Кто это может быть?
Он взял пистолет, засунул за пояс, встал в стороне от двери, чтобы недобрый гость случаем не прошил его вслепую из автомата.
— Кто там?
— Рэкет приехал! Открывай, покойничек!
Гурьянов на миг задумался, потом толкнул дверь, схватил человека, стоявшего прямо перед ней, втолкнул в коридорчик и тут же захлопнул дверь, распластал гостя по стене, взяв на болевой прием руку.
— Да вы что?! — воскликнул гость.
Он был одет в просторный хипюжный свитер, с длинным хвостиком волос, очкастый и перепуганный. На плече его болталась кожаная сумка, из которой торчало горлышко бутылки от шампанского. И на рэкет он явно не тянул.
— Ты кто? — спросил Гурьянов.
— Стасик, — гость попытался приосаниться и скрыть страх и растерянность.
— И что тебе, Стасик, здесь надо?
— Мне нужен Димон. Сто лет старикашечку не зрил. Вот и решил нахлынуть внезапно.
— Димон в Америке.
— А, — разочарованно протянул Стасик. — Высоко взлетел. Ну чего, я пойду?
— Ну чего, иди.
— Ну, пока.
— Пока.
Гость отбыл восвояси. А Гурьянов перевел дыхание. На этот раз пронесло.
Он вернулся в комнату. Там на диване кошкой свернулась Вика. Она была напугана. Девушка все еще продолжала вздрагивать от взвывшей сигнализации за окном, от громких голосов, от хлопка двери лифта.
— Кто там был? — спросила она.
— Рэкет, — усмехнулся Гурьянов, но, увидев, что Вика напряглась еще сильнее, успокоил:
— Клоун какой-то к хозяину квартиры приходил.
— Я с каждым днем становлюсь все более дерганой, — сказала она. — Меня давят стены.
— Брось. Когда ничего не можешь изменить, надо изменить свое отношение, — сказал Гурьянов.
— У тебя сто советов на любую тему… Я чувствую себя спокойно только с тобой, — она встала и обвила руками его шею.
Он тоже обнял ее, ощутил запах ее волос и почувствовал, что привычно уплывает куда-то, в благостный край, где можно расслабиться и хотя бы на несколько мгновений забыть обо всех тревогах и долгах.
То, что произошло между ними вчера, произошло как-то естественно, само собой, будто было обречено произойти. И Гурьянов ощутил, что нашел, пусть ненадолго, тихую бухту на одиноком острове в бушующем океане.
Он поцеловал ее и отстранил на миг от себя, чтобы лучше рассмотреть.
Она снова уселась на диван и вздохнула:
— Как девчонка-пионерка влюбилась в старого учителя.
— Я старый?
— Мне иногда кажется, что ты просто древний. Как какой-нибудь волхв.
— С длинной бородой и филином на плече.
— Да… Дело не в возрасте. В тебе есть что-то такое… Ты будто знаешь что-то, чего мы, простые люди, не знаем. — И чего знать не обязательно, — отрезал он. Она задумчиво посмотрела за окно.
— Ты другой, — вздохнула Вика. — Мне иногда неуютно с тобой. Чувствую себя недостойной, — она кисло улыбнулась.
— Чего недостойной?
— Тебя… И вообще.
Он внимательно посмотрел на нее. Она прижалась к нему.
— Все будет в порядке, Вика. Мы с Владом все утрясем.
— Как?
— Как получится… Пора, — он встал. Засунул пистолет в оперативную кобуру. Накинул пиджак. — Сиди тихо, как мышь.
— Как серая мышь, — кивнула она. — Обязательно. У него была встреча с Владом. Договорились, что пересекутся в пять вечера у его дома. Пора уже…
По привычке Гурьянов бросил машину в квартале от цели. Купил в киоске пару сегодняшних газет. Прислонился к киоску, вытащил мобильник и набрал номер Влада.
— Привет. Я уже около тебя, — сообщил он.
— Я подъезжаю, — сказал Влад. — Буду минут через десять.
— Во дворе встретимся.
Гурьянов на ходу быстро пролистнул газеты, по привычке вычленяя самое главное. Международные новости — локальные войны, землетрясения, грозные заявления. Городские новости — опять вопрос подорожания метро, пара разборов, взрыв в торговом центре на окраине Москвы — восемь раненых. Война идет внутри страны. Настоящая горячая война.
Гурьянов скомкал газеты, бросил в урну и направился к шестнадцатиэтажке, где жил Влад. Он вошел во двор, когда зеленый «жигуль» уже остановился перед подъездом. Влад вылезал из салона.
Гурьянов будто напоролся грудью на невидимую упругую преграду. Сначала на долю секунды его сковало ощущение беспорядка в окружающем мире. В следующий миг он понял, где источник этого самого беспорядка.
Он видел тронувшуюся машину — тертую синюю «Мазду». В ней — трое. Он видел и ствол автомата «АКС-74-У» — ствол укорочен, игрушка занимает мало места, штатное оружие танкистов и ментов, любимый инструмент братвы. И он видел, что у Влада не остается времени оглядеться, увидеть направленный на него ствол и попытаться что-то предпринять. — Ложись, старшина! — крикнул он, как когда-то, много лет назад, в Афгане, когда недобитый дух из каравана поднял автомат и уже нажимал спусковой крючок. Все повторяется. Все в жизни ходит по кругу. Только декорации другие, лица другие, но все те же ситуации, все те же чувства. И все тот же выбор — умереть или остаться жить. И опять Гурьянов спасал Влада.