Выбрать главу

— Сколько они реально выставят? — спросил Шайтан.

— Нагрянут человек тридцать, — сказал Художник. — Могут и больше, но тогда покажут себя дураками и трусами. Это будет не стрелка, а праздничная демонстрация. В наше время это неприлично.

— И Гибон скорее всего с тобой выйдет говорить, — сказал Армен. — А что мы им противопоставим?

— Такой толпы у нас нет.

— А есть желание, чтобы было по-нашему, — сказал Армен.

— И никто нас с правильной дороги не свернет. Правда Шайтан? — Художник потрепал его по плечу. — Какие мысли?

— Надо покумекать, как эту гору своротить…

— Ox, что будет… Как вы думаете, они нас отпустят? — нудил Политик. — Отпустят, я думаю…

— Хрен они нас отпустят, — сказал более прагматичный и искушенный в бандитских делах Муха.

— Тогда надо попытаться бежать.

— Хрен ты убежишь, — вздохнул Муха.

И был прав.

Влад, которому надоело выслушивать эти причитания, выключил приемник.

Муха и Политик томились вместе в подвале. И даже сидели на одной цепи. И беседовали друг с другом, поскольку больше беседовать там было не с кем. Влад поставил там микрофон, но ничего интересного не услышал. Ладно, когда операция завершится, они выпустят их, кому они нужны… Только лишняя вонь…

План полковника был прост и вместе с тем требовал детальной проработки, учета большого количества случайностей. Комбинация была многоходовая. Ход первый — похищается чемодан с уральскими деньгами и подкидывается! Художнику мысль, что это дело рук людей Киборга. Ход второй — у Киборга в свою очередь захватывается банкир, звонок от имени Художника, выставляется претензия по старым спорам и за похищенный чемодан денег. И назначается стрелка для разбора. Потом прозвон Художнику, назначение стрелки и ему. Мошеннический старый трюк — они будут считать, что говорят друг с другом, не представляя, что появился почтальон, который переписывает письма. Расчет был на то, что Художник и Киборг настолько ненавидят друг друга, что дуются, как дети, предпочитая общаться через своих помощников.

А помощников по голосам не запоминают. И наконец главный ход — разбор!

Труднее было забить место стрелки. Обе стороны были пекрасно осведомлены о многочисленных фокусах и коварстве друг друга. Но и это удалось утрясти. И стрелку забили на завтра.

— Они осмотрят место перед стрелкой, — сказал Влад. — У Художника почерк — он расставит сюрпризы. Или посадит снайпера. Или заготовит мины. У него есть Шайтан, который может много.

— А Киборг?

— Тоже не лыком шит. Но таких специалистов у него нет. Шпана бывшая. Привык массой брать. Нагонит толпу быков. Пальцы веером. Тельник на грудь. И вопль: «Ты на кого, сука, попер?!»

— Отсюда следует, что мы должны оказаться там раньше всех, — сказал Гурьянов.

Он сам был мастером на такие сюрпризы, которые не снились и Шайтану, и всей московской братве.

Место для базара забили около одной из многих подмосковных вымирающих деревень. Наладить хозяйство там всегда мешали раздолбанные дороги. Сегодня они лучше не стали. Там можно стреляться сколь угодно. Если жители из соседней деревни и услышат, то милиция доберется сюда нескоро.

— Делаем закладки здесь и здесь, — полковник ткнул в карту аэрофотосъемки, которую только что достал в Службе.

— Ну, Никита, получится афера? — спросил Влад.

— Должна получиться. Вооружаемся? — спросил он.

— Пошли.

В одном из закутков бомбоубежища Влад еще год назад оборудовал тайник. И теперь он очень пригодился. Там хранился целый арсенал, который друзьям удалось насобирать за последнее время.

Автомат Калашникова еще два года назад по случаю достался Владу. Он прихватил его после того, как повязали бригаду по торговле оружием. В тайнике их было шестнадцать — новеньких, только с завода, готовых к отправке. Осталось пятнадцать. А вот британская снайперская винтовка Купера «AW», радиоуправляемые взрывные устройства — это уже надыбал Гурьянов.

— Вот радость будет гаишникам нас по дороге тормознуть, — хмыкнул Влад, когда они загрузили арсенал в багажник «Волги».

— Ничего. Разберемся.

Им предстояли не маленькие концы. Нужно было еще добраться до Москвы, прихватить экипировку, которую они хранили в квартире, и выдвигаться на точку.

Сомнений у Гурьянова больше не было. Все продумано просчитано. Остается — действовать. Действовать эффективно и жестоко. Жестоко? Жизнь научила его — с врагом можно бороться только адекватными мерами. Маньяки, бандиты фанатики, киллеры понимают разговор только на их языке.

Вспомнилась его вторая боевая операция во время службы в «Буране». Ближний Восток — исламская экстремистская организация захватила сотрудников Посольства СССР, среди которых были офицеры КГБ, и выдвинула политические требования. Для пущей важности заложников стали расстреливать. На переговорах экстремисты держались все более нагло, требования были все более невыполнимыми. Тогда и заработал «Буран».

— Есть один язык, который они понимают, — сказал генерал-лейтенант, представитель председателя КГБ.

И одному из лидеров этого исламского движения просто прислали в пакете отрезанную голову его сподвижника. И пообещали, что получит еще не одну такую посылку. Заложники были отпущены.

Сила действия равна силе противодействия — гласит закон Ньютона. Чтобы решить проблему с подонками — сила противодействия должна быть больше, это полковник выучил за свою жизнь…

Гурьянов открыл дверь квартиры ключом. Он сразу почувствовал неладное. Ощутил пустоту в квартире

— Вика! — крикнул он. Никто не ответил.

— Этого еще не хватало, воскликнул Вдад..

Гурьянов пролетел все комнату. Вики не было. Никакого беспорядка. Ничего. Она просто ушла.

— И куда ее черт понес? — спросил полковник.

— Барышня решила прогуляться.

— Куда?

— Не до города Парижа?

— Черт… — Былые подозрения в Гурьянове вспыхнули с новой силой.

— Что нам делать? — спросил Влад. — Искать ее? Или выдвигаться к точке?

Зазвенел звонок в дверь.

— Наверное, Дед Мороз, — сказал Влад. Гурьянов вытащил пистолет, приблизился к двери и крикнул:

— Кто?

— Вика, — донесся ответ.

Влад резко открыл дверь и отскочил, открывая простор Гурьянову. Если предполагаемые киллеры бросались в квартиру, то напарывались на выстрелы. Если влетала граната, друзья успевали укрыться от волны и осколков.

Но просто вошла Вика. Она ежилась и выглядела очень жалкой.

— Что случилось? — кинулся к ней Гурьянов.

— Я… — она замолчала. — Не знаю… Мне надо поговорить с тобой.

Он провел ее на кухню, вытащил из холодильника бутылку с яблочным соком, налил в хрустальный выщербленный стакан. Она опустошила стакан жадными глотками. И налила еще.

— Вот что, Вика. Рассказывай все. У тебя камень на душе. — Вот он, мой камень, — она взяла сумку и кинула на стол пачку документов в целлофановом рваном пакете.

— Костины, — утвердительно сказал Гурьянов. — Его.

— И они с самого начала были у тебя.

— Да.

Чего-то подобного Гурьянов ожидал. Он очень хорошо ирался в людях и знал, что предать его Вика не могла.

А вот что-то утаить — тут без проблем.

— Извини, — она была бледная. Опустила глаза.

— Ты думала, это страховка.

— Да… Вы пришли и ушли. Да, вы крутые. Вы многое можете. А я… Куда деваться мне? Работы теперь уже нет. Бандиты за спиной. Что мне было делать?

— Но это не столько страховка, сколько бомба. За такие бумаги убивают.

— Я бы придумала, как сделать, чтобы они оставили меня в покое.

— И заплатить за это могут немало, — кивнул он на бумаги. Теперь она покраснела.

— Я не могла, — произнесла она в отчаянии. — Я люблю тебя.

Гурьянов знал, что этим все должно кончиться. Что в итоге она расскажет ему все — нужно только время. Он просчитал все — любящая женщина не может долго держать камень за пазухой. И выбрал самую эффективную линию поведения… И ощущал, что эта женщина действительно стала дорога ему. Очень дорога. Он вздохнул.