Но где тот богатырь русский, для которого можно отдать всё мастерство без остатка, сковать меч-кладенец и навеки снять вещее заклятье?..
Лет сорок назад по Уралу прошла молва: едет на Восток, на синее море-океан знатный русский князь и будет он проездом в Златоусте, окажет большую честь — осмотрит завод. Решили начальники завода поднести ему в дар невиданной работы булатный клинок. Все старики-мастера с немалым трепетом взялись за работу.
Наипревосходнейший мастер Швецов готовил сплав. Словно кудесник, делал он это в большой тайне; никого не допускали к нему. Одному ему открыл секрет булата Аносов и передал его под клятвой браться за мастерство чистыми руками. Тому, кто кровь прольет в роде или хмельному подвержен, не дастся крепость булата в руки. Померкнет булат, сплав выйдет недостойный, не подлинный узорчатый булат.
С разумением мастер приступил к работе. Булат удался на диво. Испытали его с пристрастием, — устоял клинок. Сдавая его чеканщику узоров, старый кержак по обычаю взмахнул им, и все ахнули: с ручьистой стали сыпались и гасли синеватые искры. В один голос определили:
— Булатный клинок? Непревзойденный, аносовский! Молодец Швецов! Вот кудесник!
А старик стоял печален. Кто-кто, а он знал цену сотворенному диву.
Тут чеканщики приступили к делу. Опять-таки непревзойденный мастер гравюры по булату Бояршинов сам взялся за клинок. Тончайшая кружевная гравюра рождалась на его гранях. Из-под руки мастера в синеватой глубине металла проступал узор невиданной красоты. Всё мастерство, которое копилось доброе столетие из поколения в поколение, вложил в свой орнамент гравер. Все, и старый и малый, в Златоусте восхищались росчерком руки доброго кудесника. И опять-таки старый Швецов оставался холоден и угрюм. Многие согрешили: подумали, что зависть гложет старика. Он и глазом не моргнул на эту мирскую суету, только про себя буркнул:
— Еще дале поглядим, как себя булат покажет…
Открыл себя булат в тот день, когда князь на завод пожаловал. Торжество приготовили неописанное.
Ждали выхода князя. И каждый про себя думал: «Счастлив человечина, такой дар примет. Что ж, большому кораблю и великое плавание».
Распахнулись двери, и показался князь…
Вели его под руки. Сухонький, еле ноги переставляет, головка утиная дрожит; кадычок острый, как челнок, ходит.
Усадили его в кресло. Мастер Швецов склонился и протянул ему булатный клинок дивной работы. В ту пору из-за тучки выглянуло солнышко и золотыми лучами брызнуло на клинок. Вспыхнул он, заиграл, заструились по серебристому полю синеватые искорки…
— Дайте, дайте мне это диво! — вскричал князь и протянул сухие, дрожащие руки.
Оружейник поднес клинок…
Сразу отструились и угасли синеватые веселые искорки. Словно замкнулся в себе булат: густой пепельной пеленой подернулся сплав.
Начальник завода склонился над ухом князя и осторожно шепнул:
— Солнышко за тучку зашло, ваше высочество. К погоде изменил тоны булат…
Старый мастер, еле-еле выстояв положенное время, поторопился выбраться к своим.
— Видали? — сокрушенно поглядел он на товарищей. — Вот оно наше мастерство! Трын-трава! Коснулся перст недостойного, и клинок, как песок морской, обсох и рассыпался… Вот оно как обернулось дело!..
Швецов насупился, сгорбился и печально поглядел на свои жилистые руки…
Так и не дожил он до мечты своей. Умирая, сказал внукам:
— Изо всех сил старался Аносов. Как истый подвижник, он искал великую тайну. И добыл ее. А что дало нам наше древнее мастерство? Одну юдоль печали. Часто оно оборачивалось против мастера. Заклятье, слышь-ко, легло на булатное дело. Робили мы казачьи клинки доброго сплава, а что выходило? В девятьсот пятом году теми добрыми клинками рубили казачишки нашего брата, златоустовских ребят… А ты, слышь-ко, не спорь, сам знаю, что и супостатам отчизны снимал башки булат, да не в том дело. Горе-то наше, что жаждет сердце совершенства, а сколь ни клади силы и разумения, не достичь его. Кто, слышь-ко, и когда снимет колдовское заклятье на булатное диво? Мастера мы, а тогда и вовсе станем кудесниками.
За всю свою долгую жизнь старый оружейник сразу столько не говорил…
После смерти сподвижника Аносова прошло много лет. Внуки старинного мастера Швецова давно состарились, сед и слегка сутул стал гравер Бояршинов. Полвека непрерывной работы над орнаментом что-нибудь да значит…