Он видит: двойную ленту ДНК, спираль черную и спираль белую. Черные и белые хромосомы будто по команде выстраиваются. Черные справа, белые слева. Или наоборот? Красные слева, белые справа. Судьба мулатов, она незавидна. Судьба коммунистов, она еще хуже.
В гостиничном номере по совету местных товарищей они проводят краткий курс лечения.
– Прежде всего, – говорит Ивахнюк, – примем лекарство. – Он достает литровку виски JB из посольского магазина и разливает по стаканам. Они пьют залпом и ждут. Проходит пять минут. Легчайший алкогольный пот с шипением выходит сквозь поры: тело дышит, становится намного легче. Восстанавливается теплообмен, мысли также приходят в порядок.
Ивахнюк коротко излагает обстановку: “Нас здесь не любят. Роллингс играет и на Советы, и на Запад. Его тонтон-макуты все время ходят по следам. Если что, отмазаться будет непросто. – Он делает паузу, смотрит пристально в глаза: – Так, что вы, ребята, задумали? Только начистоту!”
Чувалов излагает план семинара. Ивахнюка это не вдохновляет.
– Ну хрен с ним, семинаром, вы его проводите, конечно… А кто этот, ты говоришь, товарищ Паа-Планге? Посмотрим. Сегодня товарищ, а завтра хрен с горы. Будьте бдительны, take саге, как говорят американские товарищи. С негритосами не забалуешь. Вечерком я к вам приду еще. Какие будут просьбы?
Чувалов колеблется, потом говорит: “Нам бы еще лекарства из посольской аптеки”. Ивахнюк понимающе улыбается. Когда он приезжает вечером, у него в багажнике загружен ящик виски JB. Чувалов и Иван расплачиваются мятыми трудовыми долларами.
В Аккру тем же рейсом на конференцию прилетел Владек – высокий сорокалетний поляк с язвительной улыбкой. В Польше уже во все щели проникла “Солидарность”, и Владек не знает, как отвязаться от коммунистического профсоюза докеров, особенно в своем родном Гданьске.
Они садятся пить пиво на террасе. Разговор поверхностный, никто не верит в миссию профсоюзов, все думают, как лучше заработать на этой командировке. Попискивают одинокие комары. Ивану страшно подцепить малярию. В тропиках питаться надо осторожно. Они жуют прожаренный стейк и картошку фри – никаких салатов и фруктов!
Командировочные на день – сорок швейцарских франков, но есть еще представительские, есть гостиничные и другие статьи расходов. В отелях советские командировочные обычно просят липовые чеки. В ресторане официант за небольшую доплату также выставляет накрученные счета. Но это – мелочи. Главное – это пятьдесят тысяч швейцарских франков, которые они привезли и которые нужно перевести в седи. У местных они узнают, что реальный курс седи раз в десять выше, чем официальный.
Чувалов бормочет: “Вот бы обменять эти проклятые тугрики по черному курсу. Тогда можно положить в карман сорок тысяч франков”.
По законам Ганы любая оплата производится в седи. Надо идти в центральный банк и там менять валюту. Они долго говорят об этих седи, и бармен начинает все внимательней прислушиваться к заморским гостям.
Поднявшись в номер, Иван закуривает, стоя у окна. Сквозь ставни – авеню капитана Роллингса. На улице – та же красная пыль, ишаки, мальчишки. Но ему хорошо после стакана виски. Опять ощущение deja vu.
Входит горничная – толстозадая, грудастая, с белоснежными клыками, черная как смоль. Дотронулась метлой до пениса: “Хай, мистер!” Искушение велико. Но страх еще больше. Сейчас, в конце 80-х, все боятся СПИДа. Он стыдливо пятится от горничной. Она смеется над глупым белым постояльцем.
В дверь стучится товарищ Паа-Планге: двухметрового роста, в черных очках, по легенде бывший докер. Глава Союза портовых рабочих Ганы. На вид – вылитый тонтон-макут. Они с Чуваловым садятся в уголке и обсуждают детали профсоюзной учебы. Ивану это неинтересно. Он смотрит на улицу: в этой колониальной глуши можно сдохнуть от скуки и духоты. Паа-Планге уходит.
Вечер. Сидят с Чуваловым в ресторане. Чувалов уже наклюкался, он добрый. Хочет вернуться в Москву и заняться кооперативным движением. Весловский и Юргенс уже при деле. Предлагают и ему войти в долю. Но он колеблется – а вдруг перестройку свернут?
На выходе у бара сидит грузный, уже пьяный француз, с ним очаровательная негритянка в легинсах. Иван берет пиво, они заговаривают. Мишель – электрик, он ставит лифты в отелях и правительственных учреждениях… За эти годы в Гане он окончательно испился и истрахался. Он получает здесь раз в пять больше, чем в Европе. Построил домище во Франции, оплатил детям учебу. Но назад в метрополию не хочет. Здесь у него такой гарем! Вот эта вот красотка стоит доллар, другие отдаются за бутылку колы.