2. Но есть и подпольщики.
Союз ненавистный республик говняных,
Вот хуй там сплотила ебучая Русь!
Так сгинет же созданный волей гондонов
Ебаный позорный Советский Союз, -
поют в подполье бесстрашными голосами гимн отважные герои Сопротивления, подняв кулак над головой в знак непокорности.
Они не только поют: всюду и везде они наносят, как могут, удары по ненавистному режиму Абсолютного Зла, воцарившегося на более чем одной второй части суши: СССР + Восточная Европа + Китай + Индокитай + почти уже красная Индонезия, + пятые колонны компартий в Италии, Франции и прочей Европе, ждущие только сигнала из Кремля, чтобы ударить своей отчизне в ножом в спину.
Подпольщики, пускают поезда под откос, подсыпают толченое стекло в масло, неправильным лечением умерщвляют коммунистических начальников, под видом немых распространяют в вагонах поездов дальнего следования порнографические картинки, подрывая официальную мораль, записывают на рентгеновских пленках музыку в стиле «джаз», демонстрируя гражданам СССР преимущество западной культуры, организовывают опечатки в газетах, типа пропуска буквы л в слове Верховный Главнокомандующий — и так далее. Беспощадная тайная борьба кипит, не только не утихая, но все более нарастая по мере построения в СССР сатанинского социализма.
Тут подпольщики и получают сведения о новом дьявольском замысле проклятого усача, который описан выше. Выход один: немедленно указанного ликвидировать.
3. Это почти невозможно. Есть отважные герои — Маршал Жуков, например, или тот же Н.С. Хрущев, — которые готовы пожертвовать собой, чтобы пристрелить или взорвать бешеного пса — но ни пистолет, ни взрывчатку в Кремль не пронести; а к тому же проклятый злодей везде, всегда и пожизненно пребывает в бронированном герметическом скафандре, полностью изолированном от внешнего мира, на верхней передней части которого из папье-маше выклеено лицо, которое известно всему миру по миллионам фотографий.
Ночью?
Но кровать, на которой он спит, не содержится в одном помещении, а ездит под землей по железнодорожным рельсам туда и сюда (для чего, собственно, в Москве и построено метро, строительство которого не утихает ни на секунду), причем маршрут неизвестен никому, ибо задается специальной ЭВМ, снабженной генератором случайных чисел, и еще ездит множество других кроватей с двойниками, которые непрерывно переплетаются и тусуется, так что никак невозможно вычислить, где же и кто же из них подлинный Сталин. (Почему, кстати, кибернетика в СССР в те годы и строжайше запрещена: чтобы никто не мог построить еще одну вычислительную машину и все-таки разгадать подземные тайны маршрутов тел Сталина).
И, выходит, есть только один-единственный выход: смести все это с лица земли одним термоядерным ударом, вместе с, увы, городом Москвой, и всем, что в ней находится. Что и приходится осуществить, благо, Курчатов И., Королев С., Сахаров А., и прочие отцы советского ракетно-ядерного щита, конечно, будучи людьми культурными, не могут больше терпеть описанного злодейского беспредела. 5 марта 1953 года на месте, где стоял Кремль и шумел город Москва всплывает термоядерное облако.
4. Чтобы никто не догадался о происшедшем, Москвой называют маленький сибирский город на берегу реки Туры Тюмень, удостоенной этой чести за то, что именно здесь в 1941-44 годах хранилось чучело Ленина; силами миллионов заключенных ГУЛАГа, ударными темпами здесь строят Кремль, метро, ГУМ, ЦУМ, все прочие достопримечательности бывшей Москвы. Жителей бывшей Тюмени, нынешней Москвы, подвергают тотальной гипнообработке с целью убедить, что так всегда оно и было, и их город и есть Москва; в условиях сплошного контроля за информацией это не составляет никакого труда. Еще легче во всем этом убедить жителей остального СССР, которые режимный город Москву видели только на фотографиях в «Правде».
Поселение же, возникающее на месте бывшей Москвы, называют, наоборот, Тюменью.
И так с тех пор оно и есть — что и составляет величайшую тайну истории СССР.
Проверить это, между прочим, очень легко.
Нужно взять стихотворения авторов, описывающих Москву до уничтожения и переноса в Тюмень, и убедиться: климат описываемого в этих стихах города ничего не имеет общего с климата того города, который фигурирует под именем Москвы в наши дни.