Насилия против евреев начались с первых же дней мировой войны, причем начались снизу, еще до официальной санкции военных властей. Период мобилизации, когда войска скапливались на железнодорожных узлах, ознаменовался рядом нападений на евреев{370}.[41] Случались нападения на евреев и позднее: например, во время призыва в армию запасных в августе 1915 года херсонский губернатор доносил о «незначительных» беспорядках во время призыва. К ним были отнесены избиения призывниками «прохожих евреев», «причинение» еврею Варшавскому двух легких ножевых ран, наряду с бросанием камней в окна домов, принадлежащих евреям{371}. Впрочем, по сравнению с творившимся к тому времени в прифронтовой полосе это были в самом деле пустяки.
По распоряжению российского командования в качестве превентивной меры против еврейского шпионажа и измены были предприняты массовые депортации еврейского населения из прифронтовой полосы. Депортировано было около 250 тысяч человек, еще около 350 тысяч бежало во внутренние районы, спасаясь от наступавших немецких войск{372}. Высылали не только евреев, но также немцев, цыган, венгров, турок{373}. Депортации нередко сопровождались насилиями, грабежами и погромами. Грабежи часто производились под прикрытием «реквизиций» и фактически санкционировались сверху. Штаб 4-й армии Юго-западного фронта разъяснил в ответ на запрос о «порядке проведения реквизиций на театре военных действий и в угрожаемых районах»: «У жидов забирать все»{374}.
Подозрения евреев в сочувствии к противнику и в шпионаже приводили к скоротечным военно-полевым судам, приговоры которых были предрешены. Впрочем, чаще всего дело до суда не доходило. Как говорил князю Павлу Долгорукову один из военных судей, ему «не пришлось подписать ни одного смертного приговора (по делам о «еврейском шпионстве». — О.Б.), так как каждый ротный и батальонный командир вешают без суда тех, кто кажется им шпионами»{375}. По немецким данным, в первые недели войны по подозрению в шпионаже было казнено свыше ста евреев{376}. Вполне вероятно, что общее число казненных было гораздо выше. По сведениям сотрудника Красного Креста, только в Ивангороде было повешено несколько десятков евреев, но, как он записал в дневнике, «по-видимому, шпионство среди них все еще процветает»{377}.
Каковы были основания для обвинений евреев в шпионаже и измене? Стояло ли за ними что-нибудь еще, кроме предубеждений? Понятно, что обвинение в шпионаже и сотрудничестве с противником всего еврейского населения чохом, послужившее поводом к превентивному выселению сотен тысяч людей, включая женщин и детей, было нелепостью, но имела ли тем не менее эта нелепая и исключительно вредная для внутренней стабильности империи политика какие-либо реальные основания? Вряд ли можно сомневаться, что среди еврейского населения, особенно в приграничных районах, были агенты противника, так же как и в том, что значительная часть евреев не испытывала патриотических чувств по отношению к своему неласковому отечеству. Но от нелюбви до службы противнику — дистанция огромного размера. Сколько человек в действительности ее преодолело? Об этом достаточно трудно судить, поскольку, во-первых, заподозренных в шпионаже нередко казнили без каких-либо юридических процедур, во-вторых, если обвинительные приговоры выносились военно-полевыми судами, без участия защитников, причем обвиняемые часто не знали русского языка и не понимали, в чем именно их обвиняют, то такого рода данные также мало о чем говорят. Если же дела по обвинению евреев рассматривались корпусными судами с участием защитников, то они почти всегда заканчивались оправдательными приговорами за отсутствием серьезных улик{378}.
41
Бунты призывников случались в России довольно часто. Не обошлась без них и прошедшая, по общему мнению, «прекрасно» мобилизация 1914 года. В ходе столкновений между призывниками i полицией было убито 12 должностных лиц, ранено и избито — 94, среди запасных и прочих лиц насчитывалось 247 убитых, 258 раненых и избитых (без учета Могилевской и Минской губерний). Министр внутренних дел Н.А. Маклаков телеграфировал томскому и минскому губернаторам: «Надо стрелять при усмирении беспорядков. Эти погромы недопустимы, они развращают и запасных и подрывают власть, их усмирять надо беспощадно»: