Услыхав, что цыгане разбили лагерь на той стороне реки, она стремглав выбежала, чтобы обо всем доподлинно разузнать. Кто знает, может, она увидит потерянное лицо, снова услышит ласковые обманчивые слова, и снова вернется та пахнущая табаком ночь в Амаргозе.
Первый цыган, которого она увидела, был Жозеф, который болтал, облокотившись о прилавок сеу Фадула. Она увидела его издалека, направляясь в сторону реки, и подошла, чтобы разглядеть получше: он напоминал хозяина Насинью разве что ростом. Старый, курчавая голова покрыта пылью, одежда ветхая и лоснящаяся — бедный бродяга. Но даже так она почувствовала или угадала в цыгане нечто, что было важнее внешности. Некую гордость и изящество, которые возвышали его над богачом из Амаргозы. Возвышали над хозяином Насинью? Вот глупость-то!
Но когда она увидела Мигела, стоявшего рядом с лошадью, ничто уже не казалось ей глупостью. Ее уже не волновали сходство, красота и ложь. Образ хозяина Насинью перестал мучить ее в тот же миг, исчезнув, как неуловимая тень, как далекое воспоминание.
Поиски закончились. Теперь Гута и помереть могла. Но не раньше, чем переспит хотя бы раз с этим царем вавилонским, который стоял и улыбался ей с того берега реки.
На прилавке звенели монеты. Жозеф намеревался оплатить провизию наличными, если это будет единственным способом сразу покончить с недоверием и сомнениями. В этих диких зарослях нужно держать ухо востро: тут больше крестов на кладбище, чем лачуг в селении. Но грустный час расплаты еще не наступил, игра едва началась. Жозеф попытался свести разговор к достоинствам животных:
— У меня есть хорошие и лучшие. Поголовье — первый сорт.
Фадул в общих чертах дал понять, что не прочь купить осла, но не выказал спешки, пустив это дело на самотек, — с цыганами надо вести себя хитро. Он сменил тему:
— Думаете задержаться?
— Здесь? Для чего? Да тут даже кастрюли чинить не надо… — Жозеф плюнул, демонстрируя золотые зубы. — С кем тут торговать? Ну кроме вашей милости.
— Вот увидишь — здесь все оживляется позже, когда приходят караваны. И работники, и проститутки. Народу тьма.
— Тьма?
Жозеф оглядел пустырь, редкие строения, гнилые соломенные хижины, заметил деревянный домик, в котором жили Корока и Бернарда. Взгляд задержался на фигуре наемника, стоявшего в дверях склада сухого какао. Взвесив все «за» и «против», он подытожил:
— Это самое красивое место на реке. Оно заслуживает лучшей судьбы. Да простит меня ваша милость.
Он сложил покупки в холщовую сумку. Сто раз пересчитал монеты в руке, но не отдал:
— Если ваша милость пожелает, я могу привести сюда животных. Всех, чтобы вы могли выбрать. Прямо сейчас.
Фадул не обратил внимания на странное обращение — ваша милость так, ваша милость сяк, — ему это показалось забавным: вот такая цыганская мудрость. Лесть для этого проныры была все лишь способом надуть половчее. Он правильно отреагировал на предложение сейчас же посмотреть ослов — принять его означало совершить негласную сделку:
— С ума сошел? Тащить сюда, через реку? Столько сложностей, и для чего?
— Вы говорили про осла…
— Да просто так. В любом случае ради этого не стоит так горячиться. Я потом туда пойду, у меня еще будет время.
— Но я не думаю здесь задерживаться.
— Но ты ведь тут заночуешь, так ведь?
Жозеф не сказал ни «да», ни «нет» — заманивал.
— Чтобы посмотреть на тьму народу? А что, оно того стоит? Уж простите за откровенность, но я сомневаюсь.
Он предложил другой выход, проще:
— Ваша милость пойдет со мной и выберет осла. Пока никто другой не купил.
Фадул держался непреклонно:
— Сейчас нет. Вот-вот клиенты подойдут. Приходи завтра утром, если получится, — взгляну на ослов.
Настаивать смысла не было, Жозеф привык к этой осторожной и хитрой игре. И если с другими правила не менялись, то уж с Турком тем более.
— Ну, если так, то я здесь заночую, чтобы услужить вашей милости.
— Оставайся, если хочешь. Но не из-за меня.
Цыган положил монеты на прилавок и сунул руку в карман брюк. Вытащил платок, завязанный с четырех сторон, развязал узлы и вместе с кучей рассыпавшихся монет извлек завлекательно сверкающие побрякушки. Фадул с презрением взглянул на эти безделицы: