Вот, наконец, Табернакль-стрит, Леонард-стрит. Она дома.
Сдав авто на попечение шофера, Эллен быстро поднялась к себе. Отца дома не было, ее встретили «люди».
— Как только мистер Хойс возвратится, — сказала она, — дайте мне знать.
Она быстро ушла в свою комнату. Не раздеваясь, села на кушетку и замерла. Экзамен? Он казался ей каким-то далеким и ненужным. Взяв все-таки брошенную на столе книгу, она попробовала заставить себя сосредоточиться. Может быть, так скорее пройдет время.
«…нефрит представляет собой плотный, лучистый камень, смешанный отчасти с зернами диопсида и имеющий спутанно-волокнистое строение. Весьма вязок, на ощупь несколько жирен…» Дэвис сейчас, наверное, где-нибудь взаперти. Он ждет, что ему помогут… Кто поможет? Я помогу, да, да… «Цвет его масляно- или луково-зеленый, склоняющийся иногда к белому и серому…» Но что же я могу сделать! Поехать в Скотланд-Ярд… Там меня не примут, а если и примут… Ах, что же делать!..
«Излом занозистый, по составу представляет двойной силикат извести и магнезии… Иногда содержит незначительное количество закиси железа…» Закиси железа…
Книга с шумом полетела на пол. Эллен, вскочив, начала быстро-быстро, ломая пальцы, ходить взад и вперед по комнате.
— Закиси железа! Закиси железа… — громко повторила она несколько раз бессознательно, как будто угрожая кому-то этими словами.
Прошел час. Мистера Хойса все не было. Уже вечерело.
— Надо подождать, — думала Эллен, — нельзя торопиться.
Возможно, Дэвиса попросту выпустят. Ну да, не нужно никому ничего говорить, он, собственно, ничего ужасного не сделал, может быть. Неужели надо съездить к Дэвису на квартиру?
Эллен делает шаг к телефону. Остановилась. Нет, она поедет сама. Сама…
Шофер с поклоном открыл дверцу авто.
— Пэдингтон, Маркет-стрит, 668-24.
Эллен откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Она так устала сегодня. Зачем она едет? Телефон… Но ей так хочется войти в мастерскую Дэвиса, подышать ее воздухом.
Авто быстро мчался по прямым центральным улицам. Вот они уже на аристократической Оксфорд-стрит. Сейчас направо…
А если Дэвис уже дома?! Нет, нет, надо приготовиться к худшему.
Швейцар, знавший Эллен, распахнул дверь. Отказавшись на ходу от услуг лифтера, она почти бегом поднялась на четвертую площадку и в волнении нажала пуговку звонка.
— Нет, мисс. Мистер Дэвис уехал утром и не возвращался.
Старый слуга помог Эллен раздеться.
— Я пройду в его рабочую комнату. Мне нужно дождаться мистера Дэвиса.
— Слушаю, мисс.
Эллен переступила порог так хорошо ей знакомой комнаты с тяжелым чувством. Как пусто здесь без хозяина! Яркая люстра осветила странную обстановку и убранство маленького научного уголка. На первый взгляд все здесь казалось разбросанным в беспорядке. Дэвис запрещал производить уборку в своей лаборатории. Стол был завален пробиркодержателями со множеством стеклянных трубочек. Они светились разноцветными бликами.
Посередине стоял какой-то странный аппарат. Блестело стекло, черный эбонит. Пук проводов из аккумулятора полз по ножкам стола… Угловой столик ломился под тяжестью книг и исписанных тетрадей. На полу валялись обрывки бумаги.
Эллен осторожно пробралась и села в кресло. Это его кресло.
Эта комната — маленький храм, в котором единственный жрец — Дэвис. Отсюда, из этой мастерской, вырвется в мир его могучая мысль, и все пойдет по-новому. Всем, кто был там на площади, станет легче жить. Дэвис этого хочет.
Эллен пришла в голову простая мысль: «Тогда всем хватит угля и хлеба, и…»
Она задумалась и долго сидела неподвижно, подперев рукой подбородок.
Эллен вздрогнула. Старый слуга мягко вошел в комнату с подносом в руках. Он направлялся к винтовой лестнице в углу мастерской.
— Вы куда, Джон?
— Пора кормить животных, мисс. Им полагается пища два раза в день.
— Можно посмотреть?
Старик с минуту колебался. Дэвис строго запретил ему пускать к животным посторонних. Но ведь мисс…
— Да, да… Прошу, мисс, — он пропустил Эллен вперед и, вздохнув, поднялся следом за ней.
В маленькой комнате стояли три клетки. У стены виднелась корзина. Шумел вентилятор. Воздух был чист и свеж.
— Какая прелесть! — воскликнула Эллен, вынув из корзинки маленькую кошечку. — Дайте, Джон, рыбку. Я сама хочу покормить.
— Нет, мисс, эта не кушает. Мистер Дэвис запретил ее кормить. Пищу принимают вот эти две, большие.
— Но как же…
— Ей не требуется. Может жить без еды. Зато вот…
Старик молча пошевелил в воздухе пальцами, изображая маленькие размеры животного.
Эллен никогда не держала Дэзи в руках. Ее охватило странное чувство. Не сон ли все это? Ведь это — не кошка, а игрушечный, может быть, даже заводной котенок из японского магазина.
Неужели она живая?
Большие кошки ласково терлись о ноги старика. Он их вынянчил и называл по именам. Они привыкли к своему сторожу и знали его лучше, чем своего настоящего хозяина. Того они хоть и не боялись, но держали себя с ним сдержанно и серьезно. Он их не кормил. И не ласкал.
Эллен взглянула на часики. Одиннадцать часов. Пора домой.
Вероятно, отец уже поужинал.
Она больше не надеялась, что Дэвис сегодня вернется. Конечно, он арестован, и его не скоро выпустят. Теперь такое тревожное время!
— Если мистер Дэвис возвратится, передайте ему, что я была здесь. Пусть он мне тотчас позвонит.
С тяжелым чувством отправилась Эллен домой по залитым светом улицам. Надо ждать. Ее энергичная, деятельная натура не мирилась с этим.
Мистер Хойс ужинал один у себя в кабинете. Он был в хорошем расположении и ласково взглянул на дочь, когда она вошла.
Ему бросился в глаза ее усталый, раздраженный вид.
— Ну, как твой экзамен?
Эллен молча опустилась на полукруглую софу. Ее губы начинали дрожать. Она боялась заплакать.
— Тебя, вероятно, нельзя поздравить с удачей?
В голосе отца слышалось участие. Да — ее, конечно, нельзя поздравить с удачей… Если б он знал!
— Нет, папа, я сегодня не держала экзамена.
Эллен старалась взять себя в руки, но нервы так напряжены, что она несколько минут сидела молча и почти до крови кусала губы. Сказать или нет? Зачем? Он все равно не поймет.
Она встала и подошла к отцу. Вот он сидит — старый и ласковый. У него акции стальных заводов Шеффильда… Так это он — один из тех врагов, о ком сегодня говорил Дэвис?
— Скажи, папа, — неожиданно спросила она, — мы богаты?
Мистер Хойс не удивился странному вопросу дочери. Он к этому привык. Отрубив кончик сигары затейливой гильотинкой, он раскурил ее, не торопясь, в то время как Эллен стояла перед ним, заложив руки за спину. «Как она похожа на свою мать! — опять подумал он. — Та же манера стоять, та же поза…»
— Как тебе сказать… У людей это не называется богатством. Если мы живем без страха умереть с голоду и не должны себе во многом отказывать, если у тебя есть достаточно на твое приданое…
Эллен нетерпеливо подернула плечами.
— Сколько мы имеем денег?
— Мой профессорский оклад тебе известен. Кроме того, я имею доход от издания моих научных трудов. Скоро выходит вторым изданием «Институт цеховой промышленности среднегерманских городов в пятнадцатом веке». Эта книга даст мне около десяти тысяч. Ну, и еще кое-что есть в банке… Твоя часть тоже там. Ты уже совершеннолетняя и, конечно, можешь распоряжаться этими средствами по своему усмотрению. В завещании твоей матери сказано вполне определенно…
— А что нам дают акции?
— Они приносили хороший, верный доход и были достаточно устойчивы. За прошлый год несколько упали, а теперь… Теперь я не знаю, что будет дальше. Если забастовки не прекратятся, акции могут совсем обесцениться. Производство уже сократилось наполовину. Металлисты собираются примкнуть к забастовавшим углекопам. Текстильщики, химики… Сейчас уже угольщики с континента разгружаются солдатами под охраной морской пехоты. Ожидают выступления железнодорожников…