Прокопий молча работал вилами. Наталья невзначай задела его. Он вздрогнул и посмотрел на нее косым, тяжелым взглядом. Наталья подгребала остатки сена, когда Прокопий с силой воткнул вилы в землю, вытер пот со лба и широко шагнул к ней. Наталья выпустила вилы из рук, отступила на шаг и слабо крикнула:
— Не балуй!
— Ну! — недоверчиво прошептал он и властно схватил ее за плечи.
Она пыталась вывернуться, но вдруг улыбнулась, как ему показалось, слабо и печально. Тело у нее обмякло, и он легко уронил ее на сено.
Наутро мать Прокопия с удивлением заметила, что Наталья двигается по избе как-то особенно ловко и улыбается себе, словно в забытьи.
— Чего это ты павой ходишь? — досадливо выговорила старуха. — Заневестилась, что ли?
Наталья промолчала. Старуха отвернулась, пожевала губами. Наталья низко повязала платок и ушла. Она старалась не попадаться на глаза хозяину. Немела, когда слышала позади себя шаги Прокопия. Парень как будто совсем ее не замечал. Он то и дело выходил во двор, гремел там уздечкой, собираясь куда-то уезжать, разговаривал с отцом, братьями. «Таится», — думала Наталья.
Ночью легла спать на дворе, в телеге. Но уснуть не могла: лежала, широко открыв глаза, и прислушивалась. Беспрестанно чудились осторожные шаги. Она боялась пошевелиться и только съеживалась под своей дерюжкой. Прямо над ее головой горели высокие бледные звезды. Еще был слышен сонный шум листьев ветлы. Прокопий не пришел ни на вторую, ни на третью ночь.
Наталья выследила его одного в конюшне, схватила вилы и смело вошла в душный полумрак. Она остановилась у двери, стараясь разглядеть Прокопия, как вдруг услышала его приглушенный шепот:
— Чего ты?
— Проша! — вскрикнула Наталья и захлебнулась.
— Чего вздумала? — спросил Прокопий и часто задышал. — Отец узнает — убьет.
Наталья опустила голову и негромко всхлипнула.
— Поманилась ты мне, и все, — торопливо сказал Прокопий. — Баба ведь… От тебя не убавилось. Вдовый и тот девку берет, а уж парню на бабе не жениться. Не вздумывай.
Она поставила вилы к стене и вышла. Шагала осторожно, как слепая, земля плыла и покачивалась под ногами.
Несколько дней она работала много, истово, ни о чем не думая, и только прислушивалась к молчанию, которое разливалось в ней самой. Это было тупое, беспросветное молчание, когда кажется, что человеку больше ничего не надо.
Хозяин, парни и старуха совершенно ее не замечали. Может, так было и раньше. Но их равнодушие она увидела только теперь. И вдруг обиделась тяжело, до ненависти.
Как-то вечером она тихо дремала у себя на лежанке. В избу, гремя винтовками, вошли солдаты. Наталья насторожилась. В избе зашептались в несколько голосов: «Сенокос… большие стога… Старица… хутор… хромой Николка…»
Она осторожно приподнялась и вытянула шею. Посреди избы, не садясь на лавки, стояли чужие люди, увешанные винтовками, револьверами, гранатами.
— Место голое… ночь поздняя, — сказал самый дюжий солдат. И добавил сдержанным басом: — У моста, значит.
Наталья поняла, что речь идет о коммуне. Люди пошли во двор, там ржали чужие кони. Наталья лежала с закрытыми глазами, сердце у нее шумно колотилось.
Кони дружно процокали под окнами, хозяева долго еще разговаривали в сенцах. Потом все стихло. Наталья мягко соскользнула с постели, туго завязала платок, пробежала по горнице и, раскрыв створки окна, выпрыгнула на улицу.
— Что я, не человек, что ли? — прошептала она в темноту и во всю прыть, не глядя под ноги, побежала по знакомой тропинке к мосту.
Глава восьмая
Николаю не спалось. Он натянул сапоги, взял кисет и вышел на крыльцо. В облачном, беспокойном небе то показывалась, то скрывалась полная луна. Николай рассеянно наблюдал игру теней. Вот посеребрились верхушки тополей, зеркально блеснула вода в озере, высветлилась широкая лента степной дороги. И тотчас от набежавшего облака все кругом потускнело и провалилось во мглу.
Со двора доносилась сонная, ласковая толкотня овец. От озера шел слабый звук колокольцев: там, на круглом островке, поросшем пыреем, паслись коммунарские лошади. Все как будто шло ладно.
Николай спустился с крыльца и побрел по дороге, раздумывая о трудной пахоте под пар. Лохматый пес неслышно подкатился под ноги, ткнулся мордой в руку и побежал рядом.
Тут луна вышла из облаков, степь озарилась бледным дрожащим светом, и Николай увидел вдруг темное пятно, которое быстро двигалось, словно летело по дороге. «Человек из Орловки», — сообразил он и тревожно схватился за карман, но револьвера там не было.