Я посмотрела на Луизу. Интересно, о чем она думает? Верит в цинизм француза, или все это искусный фарс? В глянцевых журналах маэстро называют «самым обходительным мужчиной города». Никогда не позволит себе грубость по отношению к клиентам, прекрасно понимая, что именно они его кормят. В Нью-Йорке найдется с десяток салонов, где мастера поталантливее Жан-Люка и Массимо, но по качеству обслуживания им до нас далеко. Полчашки капуччино без кофеина с обезжиренным молоком и тростниковым сахаром? Нет проблем! Маникюр и педикюр во время укладки? Как пожелаете! Телефон и Интернет у каждого кресла? Бронирование ресторанов и билетов в театр? Конечно! Кто-то из посетительниц приводит маленьких собачек, кто-то детей с нянями. Тут согласны на все, что угодно, только бы она превратилась в постоянную клиентку.
Кофеварка стояла на небольшом столике, к нему я и подошла, чтобы переложить на фарфоровую тарелку ленч Ришара. Что бы ни стряслось, сколько клиентов ни стояло бы в очереди, мой шеф всегда ест в час дня. Другие стилисты перекусывают, когда появится свободная минутка.
Жан-Люк залпом выпил двойной эспрессо и тяжело вздохнул.
– А сейчас ко мне придет миссис Зет!
Миссис Зет – как бы сказать поделикатнее – одна из самых верных и щедрых клиенток салона. Сколько ей лет? Сорок семь? Пятьдесят пять? Еще больше? Точно определить невозможно. Она столько раз делала подтяжки, что за ушами образовались наросты, как на коже крокодила. В «Жан-Люк» она приходит, словно новоиспеченный олигарх в бордель: пятидесятидолларовые купюры летят направо и налево. Гардеробщица Эсмеральда получает пятьдесят за то, что вешает на плечики пальто и выдает накидку, ассистентка Чинсу получает пятьдесят за то, что моет голову, всякий, кто поздоровается с миссис Зет, тоже получает пятьдесят.
Массимо тяжело опустился на диванчик рядом с Луизой и Патриком, а Жан-Люк вернулся в зал. Главный стилист достал из холодильника пластиковый контейнер с чем-то зеленым, очень напоминающим водоросли. М-м-м, на вид не слишком аппетитно.
– Это диетолог насоветовал, – словно прочитав мои мысли, произнес Массимо. – Якобы способствует самоочищению организма.
За три месяца работы в «Жан-Люке» я не переставала удивляться, как все пекутся о своем здоровье: настойки, витамины, тоники, разговоры о раздельном питании… А вечером все разбегались по ресторанам и барам пить мартини, курить, а в уборных вообще неизвестно что творилось… Хотя никто не знает, как проводит свободное время Массимо. Может, у него пунктик насчет здоровья?
Патрик и Луиза споласкивали чашки, когда в курилку ворвался Ришар.
– Где мой ленч? – набросился на меня он.
– Я… время-то без десяти час, – проблеяла я. – К часу как раз успею…
Распустив платиновый хвост, он стал похож на своеобразный гибрид калифорнийского отдыхающего и еврея-хасида. Глаза покраснели от ярости.
– Извини, – прогремел по-французски старший колорист. – Разве я спросил, сколько времени? Где, черт возьми, мой ленч?
В курилке воцарилась жуткая тишина. Луиза, Патрик и официант Пако в немом ужасе смотрели на Ришара.
– Его уже принесли, – проговорила я, стараясь не сорваться. – Через минуту можно будет есть.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – загрохотал Ришар.
Я покачала головой. Щеки зарделись, кровь жарко стучала в ушах. Неужели мне здесь не место? Неужели стоило остаться дома и продолжать строить из себя самую большую чудачку в Википими?
– Что ты собой представляешь? – не унимался мой шеф. Он явно ослабил самоконтроль, так что вместо французского акцента появился джерсийский. – Ноль, пустое место!
– Извините… – пробормотала я.
– Прошу прощения! – неожиданно вмешался Патрик. «Молчи, пожалуйста!» – умолял мой взгляд. Нельзя, чтобы он из-за меня пострадал. Патрик – единственная родная душа в огромном чужом Нью-Йорке.
Изумленный Ришар повернулся к Патрику:
– Да, милый?
– Отстань от нее!
– Почему? Сам хочешь к ней пристать? Вот бы не подумал…
– Заткнись, Рикки! – Сказано негромко, но очень выразительно.
Ришар отступил, на красивом лице отразилось изумление. В курилке было так тихо, что слышался шум работающего холодильника.
– Мне пора, – холодно сказал старший колорист. – Клиенты ждут.
Луиза скорчила выразительную гримаску, а едва закрылась дверь за Ришаром, бросилась ко мне и порывисто обняла:
– Бедная девочка!
– Все в порядке…
– Черта с два! Какое право он имеет так с тобой разговаривать?!
– Он настоящее ничтожество! – возмутился Патрик. – Джорджия, ты как?
– Нормально! – Мне хотелось поскорее обо всем забыть.
– Пойдемте сегодня куда-нибудь! – предложил Патрик. – Я угощаю.
– Нет, я! – закричала Луиза.
– Давайте, ребята, еще из-за этого поругайтесь!
– Кстати, почему ты назвал его Рикки?
– Потому что он действительно… – Поймав мной многозначительный взгляд, Патрик запнулся.
Ришар, конечно, высокомерный кретин, но я уважала его желание создать себе новое амплуа и не хотела ничего портить. Кто знает, сколько лет он потратил на что, чтобы овладеть французским как родным, разобраться в шелковых цветах и научиться носить одежду от «Гермес». Иногда, глядя на него, я видела паренька с севера Нью-Джерси, каким он когда-то был. Наверное, в «Жан-Люке» коренных ньюйоркцев нет…
– Мне пора в зал, – проговорила я.
– Я с тобой! – заторопился Патрик. – Дамочка на тринадцать сорок пять, наверное, заждалась.
– Погоди! – вскинулась Луиза. – Ты ведь так и не рассказал, почему…
– Как-нибудь в другой раз, – заюлил мой приятель.
Он ненавидел Ришара так же сильно, как и я, но, кажется, понял, что выдавать его нельзя.
В три часа к нам пришла девушка из агентства «Клик». «Клик», «Форд», «Элит» и «Вильгельмина» часто посылают своих моделей, особенно начинающих, только что прибывших откуда-нибудь из Исландии или Китая. Высоченные, худющие, они держатся очень надменно, рассчитывая, что мы будем восторгаться их неземной красотой. Хотя восторгаться было чем: пухлые губки, миндалевидные глаза с поволокой или шапка золотистых кудрей, как у сегодняшней модели.
– Думаю, нужно добавить каштановый! – заявил Ришар, положив руки на ее худенькие плечи. – Он сделает ваши глаза ярче и выразительнее.
Девушка отрицательно покачала головой:
– В агентстве сказали, основной цвет не менять, только высветлить несколько прядей.
– Доверьтесь мне! – по-отечески проговорил Ришар. – Это изменит ваше будущее: из рядовой красавицы превратитесь в супермодель! Эль Макферсон, Синди Кроуфорд, вы будете следующей.
Красавица нахмурилась и снова покачала головой:
– Я сказала «нет». В агентстве меня убьют!
– Джорджия, – повернулся ко мне Ришар, – будь добра, смешай красновато-каштановый и золотистый!
– Вы даже не слушаете! – возмутилась девушка.
Решив не создавать себе проблем, я безропотно выполняла указания Ришара. Старшие стилисты и колористы в нашем салоне начинали с нуля и всего, что сейчас имеют, добились лишь благодаря дисциплине. Конечно, можно пойти к менеджеру по кадрам и попросить перевести меня к другому колористу. Но это очень рискованно: могут просто попросить уйти.
В той же самой подсобке я отмерила по полфлакона красновато-каштановой и золотистой краски, затем добавила проявитель. Теперь все нужно как следует перемешать. Наверное, красно-каштановые пряди сделают девушку ярче. Хотя она и так очень мила.
Внезапно из складского помещения послышался голос Жан-Люка. Склад и подсобку разделяет лишь прозрачная ширма.
– Ты понимаешь, что творишь? – выговаривал он Ришару.
– Эта девчонка учит меня, как…
– Эта девчонка – клиент! – напомнил Жан-Люк. Маэстро говорил очень спокойно, но нетрудно было догадаться, что он взбешен.
– Она модель, не платит ни цента… Мне что, задницу ей целовать?
Жан-Люк склонился над ухом Ришара. Интересно, они знают, что я их слышу? Надеюсь, что нет. По виску маэстро текла струйка пота.