– Спать... Спать крепко и сладко. И ни о чём не думать, – шептала Северга, опуская её на уже приготовленную домом постель. – Выбросить всё из головы и отдыхать. Это приказ! Выполнять, рядовой!
– Северга... Умоляю тебя, не ходи на эту войну, – всхлипывала Темань. – Придумай что угодно, но только останься!
– Я кому сказала – спать! – шёпотом рявкнула та.
Нет, это не снилось Темани: в спальне и правда раздавались звуки жарких поцелуев. Не кто-то другой, а она сама тискала Севергу в объятиях и жадно, ненасытно тянулась к ней губами снова и снова. Та, посмеиваясь, сладко впивалась в них своими.
– Нет, детка, не дразни зверя, – оторвалась она наконец. – Я изрядно выпила и не держу себя в руках. Давай-ка, спи. Отставить слёзы и сопли, слышишь? Я никуда не ухожу. Я с тобой.
«Проиграла», – обречённо и сонно думала Темань, всхлипывая на её груди. Готовилась, настраивала себя, старалась выбросить из головы и вырвать из сердца – и сдалась. Недуг победил.
Проснулась она на рассвете от дикой боли. Северга посапывала рядом, и Темань в панике принялась расталкивать её.
– А?.. Что случилось? – продирая глаза, бормотала та.
– Похоже, началось, – простонала Темань.
– Что началось? – Северга, окончательно проснувшись, села.
– Мне кажется, я рожаю!
Северга вскочила с постели.
– Так, детка, сейчас мы тебя устроим... Всё будет как надо, не бойся!
Она устроила Темань так же, как когда-то Бенеду – в купели, подложив под ягодицы свёрнутые в несколько слоёв полотенца, а под спину – подушки.
– Вызывай Ульвен! Она наблюдала меня всю беременность! – отдуваясь, пропыхтела Темань. И сама крикнула дому: – Дом, отправь срочный вызов в Общество врачей... Пусть госпожа Ульвен прибудет как можно скорее! И держи входную дверь открытой, чтобы не терять время на разговоры...
«Слушаюсь, сударыня».
Боль нарастала, охватывая корсетом напряжения поясницу и живот. Единственной спасительной нитью для Темани стали ладони Северги, гладившие ей щёки и волосы.
– Держись, детка. Всё будет хорошо, родишь, никуда не денешься, – приговаривала та.
Слёзы текли по щекам, смешиваясь с крупными каплями пота. С каждой схваткой Темань пронизывала стрела ужаса.
– Меня сейчас порвёт, – пропищала она.
– Ну, ну, не раскисай, – посмеивалась Северга. – Я рассказывала тебе, как я рожала? Вот это был действительно караул... Все кости переломаны, смещены, срослись неправильно. Тётя Беня просто вырезала Рамут из меня. Жива осталась, как видишь... А у тебя всё хорошо, всё на месте. Вот и не куксись.
– Поцелуй меня, – всхлипнула Темань.
Губы Северги крепко впились, чуть не задушив её. Проиграла, но уже ничего не могла поделать... Даже девица с ямочками не отрезвляла, просто причиняла душевную боль вдобавок к телесной.
– Ты говорила, что с дочкой тысячного у тебя ничего нет, – стонала Темань. – Ты обманула меня...
– Да с какой стати я тебя обманула? Нашла о чём вспомнить! И время подходящее выбрала, нечего сказать! – фыркнула Северга.
– А с такой, что она приходила ко мне... И требовала, чтобы я тебя ей... отдала! – Последнее слово Темань еле выговорила от снова накатившей боли.
– Вот маленькая дрянь, – процедила Северга сквозь клыки. И быстро зачмокала Темань в волосы над лбом: – Детка, куколка моя, красавица... Ну неужто ты ей поверила? Она вешалась мне на шею, но я её тогда отшила: как-никак, дочурка начальника – чревато. Вот она, видно, и взбесилась. Она просто избалованная девчонка, привыкшая, что ей всё легко достаётся. Ну, я её слегка на место и поставила. А она вон что в отместку учудила, соплячка... Расстроила тебя. Наплела всякого вздора, а ты невесть что подумала, накрутила себя... Глупенькая моя.
– Так это правда? Ты не спала с ней? – Темань, цепляясь за плечи Северги, стискивала и морщила ткань её рубашки. – Умоляю, хотя бы в этот миг не лги мне... Хотя бы сейчас!
– Клянусь жизнью своей дочери, – серьёзно и тихо промолвила Северга.
Темань измученно выдохнула, уткнувшись в её плечо лбом. Ладонь супруги тепло скользила по её волосам, гладя её по голове, точно маленькую.
Ульвен ворвалась в дом рыжим вихрем, раскинула на столике возле купели мягкий чехол с инструментами.
– Так, что у нас тут? Раннее отхождение вод, вижу. Это ничего, ничего... Лучше было бы, конечно, чтобы госпожа Темань у нас в Обществе рожала, но перемещать её уже нельзя. Будем как-нибудь на месте выкручиваться.
Она озабоченно отметила, что роды идут слишком стремительно, велела Северге придерживать жену за плечи и отвлекать разговорами. Темань уже почти ничего не слышала и не понимала, схватки сливались в одну непрерывную боль, мокрое от слёз и пота лицо застыло в гримасе страдания. Горькое эхо витало над головой: «...скорее всего, станет для меня последней...», «...извещение о моей гибели...» И это выворачивало душу наизнанку, рвалось из груди волчьим воем.
– Не оставляй меня... Не уходи... Не покидай, – скрежетала она оскаленными зубами, мучительно запрокидывая голову. – Как я буду без тебя-а-а... – Слова вылились в страдальческий стон.
– Даже не мечтай о разводе, сладкая, – щекотали её выгнутую, беззащитно открытую шею губы Северги. – Чтобы я кому-то отдала мою женщину? Да ты с ума сошла!
– Я так хотела... услышать от тебя... хоть раз... что ты любишь меня... – Пальцы Темани вцепились в рубашку Северги, и ткань уже трещала.
– Из всех женщин в жёны я взяла тебя, глупышка, – бархатно щекотала ей губы живительная нежность. – Этого мало?
– Ты сделала это под давлением...
– Глупости, куколка. Ты знаешь, как я отношусь к требованиям твоего разлюбезного высшего света. Плевать я на них хотела. Меня невозможно заставить.
– Держи меня... Не отпускай... Я сейчас... умру.
– Даже не думай. Даже не мечтай обскакать меня в этом.
Темань подставляла бескровные, пересохшие губы под поцелуи. Что-то внутри шло не так, что-то рвалось, обморочный холод окутывал тело. Северга целовала её крепко, много раз подряд, а в распахнутых дверях купальной комнаты стояла Леглит – бледная, со сдвинутыми бровями, сжатыми губами и болью во взгляде – влажной, серебристой плёнкой боли. Темань и забыла, что велела дому впускать её без доклада... Та всё видела и слышала. И поняла, что Темань проиграла – не смогла изгнать Севергу из своего сердца. Развернувшись, навья-зодчий бесшумно исчезла, а горло Темани могло только стонать вслед. Северга обернулась по направлению её взгляда, но в дверях уже никого не было.
– Она теряет кровь очень быстро, – послышался голос Ульвен. – Боюсь, мы имеем разрыв матки. Будем завершать роды через разрез и ушивать разрыв. Госпожа Северга, помоги-ка... Подержи супругу вот так. Мне нужен доступ к её позвоночнику для спинномозгового обезболивания хмарью.
Пространство наполнилось белым сиянием, и Темань растворилась в нём со смертельным блаженством.
...Она открыла глаза в спальне. В окна заглядывал шелестящий мрак, в кресле у постели клевала носом усталая, бледная Ульвен. От взгляда Темани она проснулась, будто бы почувствовав миг её пробуждения непостижимым чутьём врача.
– Ты заставила нас поволноваться, госпожа Темань, – улыбнулась она. – Но всё уже хорошо.
Следующей частью действительности, которая вернулась к Темани, стала боль. Живот лишь тупо ныл, и от той жуткой, уносящей сознание боли остались лишь слабые отголоски. Из-за тугой повязки было трудно дышать.
«Ребёнок! – стукнуло сердце, просыпаясь. – Мой малыш...»
И вернувшаяся действительность, словно читая её мысли, показала ей другой угол спальни: там в кресле сидела Северга, бережно прижимая к груди белый свёрток. Удивительно и странно было видеть её разгладившиеся, смягчившиеся черты, из которых вдруг пропала суровость. Чудо: лёд растаял, под опущенными ресницами таилось тепло. Взгляды встретились, и к горлу Темани подступило рыдание: за всю их совместную жизнь она не видела в глазах супруги столько задумчивой нежности.
– Ульвен пришлось здорово попотеть, спасая тебя, – сказала Северга. – Не пугай нас так больше, девочка.
Встав, она положила свёрток рядом с Теманью. А Ульвен сказала ласково, обращаясь к маленькому существу: