Назначенного Владычицей пособия хватало на все нужды с лихвой, но, понимая, что не сможет вечно сидеть дома с ребёнком, Темань всё-таки задумывалась о найме помощника. Она даже заглянула в одну такую контору – просто присмотреться, разузнать, что и как. Руководительница сего предприятия тут же познакомила её с несколькими кандидатами – очень приятными, изящными и гибкими юношами с безупречными манерами, не говоря уж о внешности. Впрочем, взгляд у этих ребят был цепкий, смотрели они на Темань с малышкой на руках прямо-таки как на лакомый кусочек – ей даже не по себе стало. Или ей после рассказов Хаград это мерещилось? Как бы то ни было, вышла она из конторы вся в сомнениях, так пока никого и не наняв.
А между тем поход Дамрад на Явь начался – об этом Темань узнала из «Обозревателя». Шла переброска многочисленных войск Владычицы через проход между мирами; впрочем, достаточное количество воинов оставалось дома – для обороны рубежей созданной Дамрад огромной империи. Этой войне предстояло стать по своему размаху не сравнимой ни с одним из предыдущих походов Владычицы, а целью его полагалось завоевание обширных земель для переселения навиев из их трещавшего по швам мира. Тревога и тоска лишали Темань сна, мысли летели вслед за Севергой – далеко, в чужие края; она долго стояла перед белой каменной волчицей в храме, беззвучно моля её хранить супругу везде, куда бы её ни занесла эта война – вопреки всем предчувствиям и предсказаниям.
«Спаси и сохрани её, мать Маруша... Верни её живую домой», – летела её сердечная просьба в затянутую тучами небесную даль.
Задумчиво шагая по городскому саду с Онирис на руках, она вдруг услышала взволнованный оклик:
– Госпожа Темань!
По другую сторону высокой кованой ограды, вцепившись в стрельчатые прутья, стоял Тирлейф – в мундире и с причёской воина: его золотая грива была стянута в пучок тонких косиц, схваченный сзади чёрной лентой, и подбрита по бокам головы. Темань даже не сразу узнала его в этом воинственном облике.
– Тирлейф! Ты ли это, дружок? – И она приблизилась к молодому навию, хмурясь от тягостного чувства.
– Прости, госпожа, что нарушаю условия договора! – Юноша не сводил напряжённого взгляда со свёртка на руках у Темани, стараясь разглядеть крошечное, утопающее в кружевах личико. – Я не удержался и отыскал тебя, прошу меня простить. Меня отправляют на войну... Не знаю, вернусь ли я живым. Мне хотелось хотя бы раз, хоть одним глазком посмотреть на малютку!.. Если ты позволишь, конечно...
– Кто посылает тебя? Твоя матушка? – В груди Темани снова поднимался жгучий ком ненависти, от которого даже дышать было тяжко.
– Да, это распоряжение Великой Госпожи. – Рука Тирлейфа просунулась сквозь прутья ограды, робко протянувшись к одеяльцу. – Кто это? Сын или дочка?
– Дочка. – Темань, подойдя совсем близко, сама просунула руку сквозь прутья и коснулась немного колючего виска юноши. – Ты не для войны был рождён, это не твой путь... Какое же зверство – посылать тебя туда!
Теперь Тирлейф рассмотрел личико малышки, и его пухло-чувственные, налитые молодыми соками губы дрогнули в улыбке.
– Как её зовут?
– Онирис, – с горькой хрипотцой проронила Темань.
Она направилась к воротам, чтобы обойти преграду, а Тирлейф по ту сторону не отставал ни на шаг, не сводя с ребёнка полных тёплого лазоревого света глаз. Его рука скользила по прутьям. Так они и шли, пока забор не кончился.
– Хочешь подержать? – улыбнулась Темань, совсем не думая о договоре. Он лежал где-то среди прочих бумаг, подписанный ими обоими, но для неё его сила была так же ничтожна, как сорванный с ветки жёлтый лист.
Тирлейф протянул было к малышке руки, но оробел.
– Прости, госпожа, это нарушение обязательств, которые я подписал...
– Да к драмаукам договор! – вздохнула Темань. – Возьми.
Тирлейф, поколебавшись пару мгновений, принял в объятия свёрток и бережно прижал его к груди. Улыбка не сходила с его простодушного лица.
– Какая красавица... Вся в тебя, госпожа.
– В ней и от тебя немало, – улыбнулась Темань. – Давай прогуляемся в саду, если у тебя есть время.
– Увы, я должен идти, госпожа, – погрустнев, молвил Тирлейф. – Я вырвался совсем ненадолго, надо спешить, а то накажут за опоздание... – И, осторожно поцеловав Онирис в кругленькую щёчку, прошептал: – Я буду думать о тебе, моя крошка. Расти красавицей и умницей.
Возвращая малышку Темани, он как будто с кровью отрывал её от сердца: пушистые ресницы печально вздрогнули, губы горько сжались. Нахлобучив форменную треуголку, он почтительно поклонился и устремился прочь широкими, быстрыми шагами – только полы его чёрного плаща покачивались, чуть приподнятые ножнами сабли.
В тот же день Темань получила письмо от Леглит.
«Драгоценная г-жа Темань! («Моей милой» не смею тебя звать: ты уже более не моя).
Пишу тебе эти строки, дабы засвидетельствовать моё почтение и сообщить об отбытии из Нави. Моя наставница г-жа Олириэн вместе с прочими зодчими отправляется в Явь на поселение и предложила мне присоединиться к ним. Я, поразмыслив, приняла её предложение. С тех пор как я имела несчастье навлечь на себя твою немилость, ты для меня потеряна навеки. Таким образом, здесь меня более ничто не держит, а на новом месте у нас, без сомнения, будет немало работы по возведению жилья для наших соотечественников-переселенцев. Оставаться в Нави или перебираться в Явь – решать тебе, но я не советовала бы делать это прямо сейчас: поначалу там может быть небезопасно в связи с военными действиями. Когда обстановка станет более или менее спокойной, можно будет подумать и о переезде. Я же еду вне зависимости от обстановки по соображениям своего долга. Желаю тебе и твоей дочурке всего наилучшего.
Засим остаюсь преданной тебе всем сердцем вопреки расстояниям и разлукам. Леглит».
– Только ты у меня и осталась, моя радость, – сдавленно и горько вздохнула Темань, прижимая к себе тёплое тельце дочки. Та цеплялась ручками за её серьги и тянула, но Темань даже не чувствовала боли в мочках ушей. – Ты, Онирис, только ты одна, единственная. Моё главное сокровище. Ты для меня – больше, чем что-либо на свете.
На следующее утро дом доложил о приходе гостя – некого мужчины, представившегося Кагердом. Темань, только что поднявшаяся с постели и наскоро умывшаяся, занималась дочкой, а потому не могла немедленно выйти к посетителю.
– Дом, впусти этого господина и попроси его немного подождать в гостиной, – сказала она. – Предложи ему чашечку отвара и завтрак – сырные лепёшечки, ореховое печенье, яйца всмятку, булочки с маслом и мёд. Я скоро буду.
«Слушаюсь, госпожа».
Покормив Онирис, она переложила её из колыбельки на огороженную перильцами площадку, полную мягких игрушек. Малышка уже ползала и хватала всё, что попадалось ей под руку. Места в этом вольерчике для её игр было достаточно, а перелезания через высокие перильца Темань не опасалась: Онирис ещё не умела пользоваться хмарью в качестве ступенек и мостиков. Убедившись, что дочка занята игрушками и может некоторое время побыть одна, Темань спустилась к раннему гостю.
Тот сидел за столом и маленькими глотками прихлёбывал отвар, но к угощению не притрагивался. При появлении Темани он встал на ноги.
– Доброго утра тебе, госпожа. Прости, что беспокою тебя в столь ранний час...
Одет был гость в чёрный кафтан, из-под которого белел воротничок рубашки с небольшими и скромными кружевами. Покрой самый простой, но ткани хорошие, недешёвые: судя по всему, утренний визитёр умел одеваться и обладал недурным вкусом. Уж в чём в чём, а в этом Темань разбиралась. Светлая, с тёплым рыжеватым отливом волнистая грива спускалась ему до самого пояса и поражала своей густотой. На кончиках заплетённых в косицы передних прядей поблёскивали подвески-зажимы с голубыми топазами – как раз под цвет прозрачных, прохладных глаз незнакомца. Возраст? Темань определила бы его как зрелый: гость был отнюдь не стар, статен и широкоплеч, с густыми бровями вразлёт и тонким носом с чуткими ноздрями. Губы уже начинали утрачивать юношескую пухлость и сочность, но рот его ещё носил признаки былой чувственности. На щеках и подбородке он позволял себе однодневную щетину, которая золотилась едва заметной дымкой.