— Ты что-то сникла, — замечает Оля, заглядывая мне в лицо.
Она чуткая и внимательная, настроение считывает.
— Чай твой подействовал, спать захотелось. Давай ложиться, утро скоро. То, которое мудренее, — улыбаюсь вымучено.
Мы убираем со стола посуду и расходимся по комнатам.
Я долго ворочаюсь, прислушиваясь, не приехал ли Костя. Снова и снова вспоминаю то, что было между нами прошлой ночью. В деталях, подробно, до легкого озноба и ощутимой тяжести внизу живота.
Кости все нет.
Повернувшись на живот, я обнимаю подушку и проваливаюсь в мутный сон. Спустя несколько минут резко выныриваю и снова проваливаюсь. Где-то на границе подсознания вижу, как целуюсь с Костей на том диком пляже, куда мы выплыли. Но помню, что в реальности этого не было. Мы потянулись друг к другу, но в последний момент я отпрянула. Струсила.
Во сне я смелая, веду себя раскрепощенно. Сама ложусь на Костю, ласкаю его, целую. Веду себя навязчиво, и он меня отталкивает. Встает и идет вдоль берега, а я бегу за ним и не могу догнать. И вдруг оказываюсь в незнакомом месте, происходящее вокруг похоже на свадьбу. Мой Котя целует Лину, но я знаю, что это Лиза… Полный бред.
Просыпаюсь в слезах, с тяжелой головой и повышенной тревожностью. Я перенервничала и напилась непонятного чая, но самое ужасное то, что влюбилась.
Встаю, пошатываясь, подхожу к окну. За ним еще темно, час предрассветный. Костя так и не вернулся — машины его нет. Похоже, остался с Линой в отеле. В памяти всплывают картинки, как она упала перед ним на колени, прося прощение, как настойчиво потом предлагала себя в беседке. В этот раз наверняка было так же.
Ревность и обида выпускают щупальца, не дают дышать. И на что я только надеялась? Зачем? Это мой последний день на острове, надо как-то его пережить. Нахожу снотворное, выпиваю таблетку с снова ложусь. Понемногу успокаиваюсь и начинаю засыпать, когда чувствую, как рядом пружинит матрас.
Глава 20
Костя просто сидит на краю, не двигается. Сквозь дрему я слышу его ровное дыхание, улавливаю свежий аромат геля для душа и сама себе улыбаюсь — вернулся все-таки.
— Разбудил тебя, да? — спрашивает он шепотом, каким-то образом определив, что не сплю.
Рука ложится на заднюю часть голени, слегка поглаживает. Движения ненавязчивые и осторожные, вызывающие приятные волны тепла, в которых я не успеваю понежиться. Осознав, что происходит, просыпаюсь и напрягаюсь. Костя Баринов в моей спальне, мало того — на моей кровати, а я лежу перед ним в позе перевернутой звезды.
— Я не спала толком, даже со снотворным не получается, — откликаюсь, перевернувшись на бок. — Тебя долго не было.
Убрав волосы с лица, суетливо поправляю ту самую майку, в которой была вчера. У меня с собой всего одна пижама, которая уже стала знаковой.
— Долго, — вздыхает Костя. — Я в аварию попал, Мах. Джип разбил. Не знал, как тебе сообщить.
— Что? — подскакиваю. — Сильно?
Кивает.
— Полиция приезжала, страховая, потом пришлось адвоката вызвать. Андрюхе я писал, но он уже спал и не читал…
Остатки сонливости как рукой снимает. Я резво придвигаюсь к Косте и внимательно осматриваю его. Он только что из душа, плечи еще в капельках воды, бедра обернуты полотенцем. На вид уставший, но все равно красивый. Визуально вроде бы в порядке, замечаю лишь запекшуюся трещинку на губе после драки.
Начинаю расспрашивать, и Костя нехотя рассказывает, что авария случилась у отеля. Он сдавал назад, дорога была пустой, но вдруг из-за поворота со свистом и на виражах вылетел старенький седан. Удар пришелся в заднее круло, джип помяло, но Костя не пострадал. Машину местного Шумахера развернуло и вынесло на тротуар, самого водителя увезли в больницу.
— Господи! — хватаюсь за лицо, дослушав. — Но ты же не виноват?
— Там спорно, Маш. Он ехал по главной, но с превышением и явно бухой. У меня тест показал норму, но взяли анализ на наркотики, что не есть хорошо. Травку я вчера курил. Немного, но покажет. Встрял, короче…
Костя с силой трет виски и трясет головой. Я растеряно хлопаю глазами. Значит, вчера он был не только пьяный, но еще и под дурью. При этом утверждает, что отдавал отчет своим действиям. Не верю.
— И что теперь будет? У тебя права забрали?
— Нет. Радунков подключил посольство, по верхам порешали, меня отпустили. На бабло влетел, конечно, но это херня. Главное, чтобы тот индонезиец покалечился не сильно, иначе замять дело будет сложно. Но все равно возможно.
— Хорошо иметь влиятельных знакомых, — бурчу я, не зная, что еще сказать.
Костя всегда окружал себя людьми, способными быстро и эффективно решать проблемы. Приятельствовал с чиновниками, дружил с детьми прокуроров и градоначальников. Постоянно крутился среди так называемой элиты, но никогда не связывался с девушками из этого круга. Все его девицы были эффектными, но из обычных, начинающая модель — потолок. С такими все просто, а Костик не любитель заморачиваться.
— Можно лечь с тобой? — спрашивает он тоном провинившегося подростка. — Боюсь, один я не усну, а надо бы. Этому конченому дню давно пора закончиться.
Мы коротко переглядываемся. Знаю, что правильнее будет отказать, но не могу. Мы столько пережили вместе, он спас меня сегодня, а теперь сам нуждается в поддержке. И он попросил. Мы друзья, в конце концов.
— Ложись, — подвигаюсь, уступая часть матраса.
Моя кровать далеко не такая огромная, как та, на которой он спал со своей девушкой, но две подушки на ней помещаются.
Он кивает и привстает, снимая полотенце. Я резко отворачиваюсь и нервно закашливаюсь.
— Ты прямо так будешь спать?
— Привык голым, — звучит невозмутимо.
— Ситуация не совсем привычная, тебе не кажется?
— Да ладно, Мах. Что ты, членов мужских не видела? Мой уже сколько раз?
Боже. Ни стыда, ни совести у человека. Я уже жалею, что позволила ему остаться. Расчувствовалась на свою голову.
— Иди ты к черту, Коть! — отворачиваюсь.
— И тебе спокойной ночи, Машуль, — улыбается, судя по голосу.
Лежим, молчим. Я как перетянутая струна из-за его близости, в таком напряжении уснуть нереально.
— Как прошел твой разговор с Линой? — решаюсь заговорить.
— Никак. Она в хламину была, когда я приехал. Говорить, пока она в таком состоянии, бесполезно. Номер оплатил, вещи оставил и ушел.
— Что, даже не потрахались на прощанье? Она не падала на колени и не предлагала сделать минет, как обычно? — не могу сдержаться, чтобы не съязвить.
— Опять ревнуешь… Капец ты собственница, Машка, — усмехается он довольно, и я чувствую тепло его дыхания.
Плечи и шею щедро обсыпает мурашками, следом открытые участки кожи начинают зудеть, щеки — подпекать. Совершенно голый Баринов лежит в считанных сантиметрах и дышит мне в затылок. Спать он, похоже, не собирается. Играет моими волосами, поочередно беря рассыпанные по подушке пряди и медленно пропускает их между пальцев.
— Думай, что хочешь, Коть, но предупреждаю: если у тебя опять встанет — выставлю за дверь, — говорю совершенно серьезно, собирая волосы и убирая их за плечо. — И на вот, прикройся, а то я пошевелиться боюсь, — протягиваю ему скомканную простынь.
— Уже, — выдает он хрипло.
— Что — уже? Прикрылся? Полотенцем? — оборачиваюсь.
Костя берет мою руку и бесцеремонно кладет ее на свой пах. Глядя прямо в глаза, крепко прижимает, чтобы я как следует прочувствовала размер и мощь его эрекции.
— Уже встал.
Одернув руку, я отскакиваю к изголовью и сажусь. Подтягиваю ноги к груди и, жаля его ядовитым взглядом, шиплю:
— Ты… офигел?
Он опирается на локоть и улыбается мне той соблазняющей улыбочкой, против которой, видимо, оказался бессилен весь послужной список почетного бабника Баринова.
Вот паршивец. Очаровательный до невозможности!
Залипаю на бесстыжих зеленых глазах. Кошара наглый, умеет загипнотизировать. Так откровенно пялится, что я не знаю куда себя деть. Прижимаю колени к груди и крепко их обнимаю — прячусь в домик. Гляжу из-под нахмуренных бровей, пыхчу недовольно. Всячески пытаюсь показать, что его порочные чары на меня не действуют, но мысли путаются, пульс ускоряется и оголдело стучит в висках.