Гад ты, Баринов. Чертов красавчик и обольститель!
Ладонь горит, как и лицо. Яркие ощущения после прикосновения к запретному не отпускают. Я давно мечтала потрогать его идеальный член. Он и на ощупь оказался безупречным: твердым, толстым и теплым, с нежной бархатистой кожей. Однозначно лучшим в моем коротком рейтинге. И как теперь не думать об этом?
Не выдерживаю зрительного поединка, первая отвожу взгляд. Костя протягивает руку и примирительно поглаживает по ноге.
— Зачем ты это делаешь? — пытаюсь возмутиться, но получается жалко.
Сам вопрос глупый и неуместный.
— Делаю — что? Хочу тебя?
От неожиданности я хватаю ртом воздух и облизываю вдруг пересохшие губы. Зачем же он так прямо?
— Это похоже на провокацию… — лепечу смущенно, — и совращение.
Костя приглушенно смеется и, обхватив за щиколотку, тянет меня к себе. Его движения уверенные, во взгляде решительность. Для него логично заняться сексом после всего, что произошло с нами за последние сутки, а у меня сомнений выше крыши и страхов хоть отбавляй. Еще это снотворное. В голове то проясняется, то снова туманом заволакивает. Тело то напрягается, то обмякает. Чувствую себя странно.
— Кто из нас провокатор, Маш? Из-за твоей вчерашней шутки я уже сутки не могу прийти в себя, как бухой хожу.
— Та шутка была неудачной, — признаю, смущаясь еще больше.
— Мне так не показалось, — улыбается Костя, поглаживая меня по коленке и немного выше. — Тебе тоже понравилось, признай. Ты так сладко стонала, посасывая мой язык. Выгибалась, подставляя твердые сосочки, сама об меня терлась… Искрила, дрожала от возбуждения, пиздец как заводила этим…
Он переходит на урчащий шепот и придвигается ближе, рукой неспешно скользит к внутренней поверхности бедра. Я веду себя как дикарка, а он меня приручает, и это у него неплохо получается.
Тепло его дыхания опаляет скулу, я улавливаю наркотический запах его кожи и внутренне вибрирую под давлением его энергетики. Но мысль, что близость между нами станет фатальной ошибкой, не отпускает.
— Ты на меня напал, не дав опомниться. Я поддалась, но вовремя остановилась, — напоминаю, пытаясь как-то защититься от его напора.
Внизу живота становится тепло, между ног — влажно. Поерзав, я сдвигаю ноги плотнее. Тело потяжелело, перед глазами плывет, а воздух кажется густым и его не хватает. Костя шепчет пошлости и всего лишь поглаживает по ножке, а я уже разомлела и лужицей растеклась, готовая на все.
— Эх, Маха… А я почти поверил, что ты выросла, — усмехается он. — Такую смелую и раскрепощенную из себя строила, а как до дела дошло — струсила.
— Ничего не струсила! — бурно реагирую на колкую правду. — Я растерялась. У нас с тобой другие отношения. Мы вроде как друзья…
Голос проседает. Его рука лежит между моих ног, но я уперто продолжаю топить за дружбу и звучу неубедительно.
Костя берет меня за руку и подтягивает еще ближе.
— Ма-аш… Тебя влечет ко мне, не отрицай. Стыдиться не нужно, это взаимно.
Его голос звучит ниже, большой палец поглаживает запястье, а губы так близко, что я чувствую их вкус. Рецепторы воссоздают его по памяти, и я заранее пьянею. Если он сейчас поцелует, мы не остановимся.
Меня влечет к нему капец как сильно. С первого вечера на острове я мечтала оказаться с ним вот так наедине. Представляла нас в постели и ни на секунду не сомневалась, что отдамся ему при первой же возможности. Но я не учитывала обстоятельства. В этих грезах не было моего брата и бариновских подружек, не было моей учебы и Костиного бизнеса. В них мы с ним не жили на разных полушариях, не существовало визового режима, заоблачных цен на перелеты, разницы во времени и других проблем. Там были только мы и мои невовремя ожившие чувства.
В реальности все сложно. Я поняла это только теперь, когда мы пришли в точку, где лежим на одной кровати и хотим друг друга.
Влажные мечты о лучшим парне по версии шестнадцатилетней Махи больше не актуальны. Теперь я знаю, как далек от идеала Костя Баринов. Это не отменяет светлых и прекрасных чувств к нему, я люблю его и очень им дорожу, но пусть он останется недосягаемым.
— Извини, Коть, но я не готова стать одной из твоих разовых телочек, — говорю не совсем то, что собиралась, но сути это не меняет.
Достаточно внятно прошу его остановиться.
Костя становится серьезным, садится ровнее и смотрит на меня иначе. Огонек в его глазах потух.
— А на что ты готова? Хочешь белое платье, кольцо и клятву в вечной любви?
— От тебя? — округляю глаза. — Боже упаси!
— Что так? Недостоин? — хмыкает.
— Не в этом дело. Мы с тобой как с разных планет, — дергаю плечом.
— Мы с тобой из Симферополя, Маш! — подкалывает. — Ладно, я все понял. Пойду к себе, утро уже.
Он так резко встает, что меня обдает ветерком. Движения нервные, на меня не смотрит. Обиделся.
— Со мной спать больше не хочешь? — спрашиваю робко.
— С тобой я другое хочу, просто спать не получится, а отдохнуть надо. Так что давай, малая, спокойной.
Малая? Серьезно?
Прихватив свое полотенце, он идет к двери, демонстрируя мне свою классную упругую задницу. Я на нее смотрю и стискиваю зубы от злости. Еще не понимаю, почему так злюсь, но зубы аж скрипят.
— Слушай, Баринов, — бросаю ему вслед. — Пять лет назад, когда ты поцеловал меня на чертовом колесе, я безумно хотела за тебя замуж и мечтала, чтобы ты стал первым. Я тебя любила, между прочим!
Он на секунду останавливается, угукает и выходит, даже не обернувшись.
Придурок. Я считай в любви ему призналась, а он… Лишь бы потрахаться, на чувства пофиг.
Опустив оконные роллеты, включаю кондей, укрываюсь с головой и все-таки реву. Когда напряжение спадает, включается логика. Я рассуждаю о том, что произошло, и понимаю, что вела себя не совсем адекватно. Начинаю жалеть, что так грубо отшила. Ругаю себя за чертову принципиальность, но больше за то, что струсила.
Мой суперуспешный и высокоэффективный брат говорит, что страх совершить ошибку — это компас, указывающий направление личностного роста. Если что-то хочется, но очень страшно — значит, сделать это нужно обязательно. В таких случаях страх — всего лишь ограничивающая иллюзия, поддашься ей — упустишь шанс.
Когда Костя уходил, я злилась не на него, а на себя. Подсознательно я понимала, что упускаю свой шанс.
Глава 21
Последние три блинчика прямиком со сковородки летят в мусорное ведро, где их уже ждут еще шесть таких же обугленных. Готовить я умею и обычно продукты не порчу, но сегодня почти половину панкейков спалила, растяпа.
Как проснулась, места себе не нахожу. Это мой последний день на острове, утром самолет. В голове рой мыслей, на душе тревожно. С Костей мы разошлись непонятно. Однажды так уже было, и тогда мы потерялись на целых пять лет. Так я больше не хочу.
Раскладываю пухлые еще теплые кругляши на тарелки стопочками. Себе оставляю четыре штуки, Косте получается семь. Надеюсь, ему будет вкусно. Время почти обеденное, он проснется голодным, а тут я с банановыми панкейками и свежим кофе, в белом сарафане и с улыбкой до ушей. Сразу помиримся! Проведем день вместе, все спокойно обсудим. Нельзя улетать с недосказанностью.
Накрыв блинчики бумажным полотенцем, чтобы не заветрились, засыпаю в кофемолку кофейные зерна. На вилле есть современная кофемашина, но Коте нравится мой фирменный кофе из гейзера, и я хочу его порадовать.
Нам нужно помириться, а дальше — как пойдет. Возникнет интимный момент — упираться точно не стану.
— Привет, — раздается за спиной так неожиданно, что я едва не подпрыгиваю.