Наши взгляды переплетаются, и его втягивает меня в свою черноту, как в ловушку. Будто слабую и беззащитную мошку, которая с каждой секундой всё сильнее погружается в тягучий сироп.
Он едва заметно улыбается, и только тогда я отмираю.
Вспоминаю кто я, где нахожусь и кто этот загадочный мужчина напротив.
Старательно высматриваю за мужской спиной хрупкую женскую фигуру. Почему-то кажется, что некая Амира должна выглядеть именно так: нежно и утонченно, словно та самая балерина из бархатной музыкальной шкатулки.
Однако, когда Давид усаживает Тимура рядом с собой, становится ясно, что он один.
Странно. А как же медовый месяц на берегу кристально-чистого океана? Разве он не должен сейчас быть там и стараться над продолжением рода? Или уже справился? И поэтому сидит тут такой довольный.
От одной мысли об этом меня начинает ощутимо подташнивать. Не могу смотреть на шикарный стол, который ломится от изобилия всяких вкусностей. И на Тимура больше тоже смотреть не могу. Больно. Физически. Морально. И даже так, как думала, не бывает.
Пользуясь моментом, когда ведущий вытаскивает несколько человек для участия в каком-то весёлом конкурсе, я незаметно сбегаю в своё тайное укрытие.
Опять приклеиваюсь к холодному стеклу, пытаясь остудить пылающее лицо. Не помогает. По ощущениям у меня какой-то новый, мутировавший вид лихорадки. Тот, от которого ещё не придумали лекарства.
Слышно, как в гостиной начинает играть задорная мелодия. Потом все дружно смеются и что-то выкрикивают. Значит, можно немного расслабиться и дать выход эмоциям.
Прикрываю глаза, даже не пытаясь стереть с лица мокрые солёные дорожки.
Пусть стекают водопадом моего отчаяния.
Сколько можно быть сильной в вечном «должна»? Когда уже можно стать слабой в капризном «хочу»?
За дверью раздаются мужские голоса и только тогда я спрыгиваю с окна, вытягиваясь по стойке смирно. Будто внутри меня вставили негнущийся металлический прут.
— Дашу не видел? — Спрашивает тот, чей голос я вряд ли перепутаю с другими.
На звук знакомого тембра сердце тут же начинает метаться под рёбрами, как ненормальное. Оно уверенно пытается пробить грудную клетку и самостоятельно сбежать прямиком к Тимуру. Пусть повесит в своём красивом доме над камином, словно трофей. Так, как обычно вешают головы животных.
— Не видел, — недовольно бурчит Рома. — Отстань от неё. Понял?
Надо бы удивиться наглости бывшего, но меня волнует лишь, что ответит Тимур.
— Нет. Не понял! — Дерзко летит в ответ.
Спешу к дверям. Не хватало, чтобы эти двое сцепились тут. Знаю, что Рома, когда выпьет, часто ведёт себя как кот, у которого девять жизней.
— Мы решили с ней снова сойтись, — врёт не моргая, отчего я застываю на месте с открытым ртом.
«Что ты несёшь?» хочется закричать на весь дом. Только слова Тимура гасят мой мимолётный порыв.
— Ну, тогда скажи мне, как Даша любит засыпать и что делает первым делом, как проснётся? Почему она не ест фасоль? Пьёт только чуть тёплый чай? Ты, кстати, проверяешь достаточно ли он остыл?
Тимур спрашивает что-то ещё, но я уже ничего не слышу из-за собственных всхлипов. Так разве бывает, что мужчина запоминает такие мелочи? Они ведь даже дату свадьбы забывают. Вычеркивают этот день из календаря.
Догадка, которая рождается в голове, заставляет меня путаться в собственных ногах. Так быстро я спешу преодолеть оставшиеся пару метров и наконец-то встретиться с любимым мужчиной. Да, чужим. Да, женатым. Но от этого меньше любить его не получается.
Стоит распахнуть дверь, как чёрные глаза напротив мгновенно берут в плен. Они жадно блуждают по лицу, делая своего хозяина похожим на охотника, поймавшего желанную добычу.
А я и не сопротивляюсь. Сдаюсь, отступая назад. Подальше от лишних свидетелей.
Не сговариваясь, мы тянемся друг к другу. Приклеиваемся губами, прочнее, чем это мог бы сделать суперклей.
Становится абсолютно всё равно, что за дверью ещё стоит Рома, что в другой комнате полно народа, а я, как умалишённая, целуюсь с женатым мужчиной.
Я кусаю его губы, вытягивая глухие стоны.
Это не прелюдия и не ласки. Это разговор по душам.
Я делюсь тем, как мне было плохо без него. И Тимур признаётся в ответ, что тоже скучал.
Не замечаю, как оказываюсь сидящей на подоконнике, обвивая ногами мужские бёдра.
— Даша, — хрипло произносит, когда тормоза вот-вот слетят к чёртовой матери.
В простом «Даша» столько нежности, сколько не каждый вмещает в громкое «Люблю». Удивительно. Почему раньше не замечала? Он ведь с самого начала произносил обычные четыре буквы по-особенному. Используя какой-то еле слышный акцент.