себя от необходимости сказать что-то еще.
– Деклан не хотел присоединиться к нам сегодня?
Мой лучший друг обычно обедает с нами по пятницам, давно сложившаяся
традиция еще со времен, когда ему приходилось избегать своего отчима. Я заставляю себя
сглотнуть.
– Он на свидании с Джульеттой.
Снова.
Впрочем, все в порядке.
Я разговаривала с мистером Дивиглио сегодня. Мэтью начнет занятия с
понедельника. Я подумала, что было бы мило с твоей стороны помочь ему немного
освоиться.
Мистер Дивиглио – завуч школы. Французские тосты превращаются в камень у
меня во рту и мне больно глотать. Как только я снова могу говорить, я впиваюсь взглядом
в глаза Мэтью, почти что вынуждая его посмотреть на меня.
– Если тебя поймают с ножом в школе, тебя исключат.
– Рев, – говорит Кристин мягко. Не совсем с упреком, но почти.
– Я раньше ходил в Хэмилтон, – говорит Мэтью, уставившись в тарелку. – Я знаю, как там все устроено. – Пауза. – И правила.
Джефф прочищает горло. Его голос низкий и спокойный, скрадывающий некоторое
напряжение, повисшее в комнате.
– Хорошо. Значит, тебе будет легче войти в привычную колею.
Его спокойствие напоминает мне о том, что большая часть напряжения создана
моим воображением. Мне нужно успокоиться. Я пожимаю плечами и накалываю
очередной кусок тоста.
– Он может поехать в школу с нами. Деклан не будет против.
Вообще– То, Деклан, скорее всего, будет очень даже против, и не станет этого
скрывать. Я представляю своего лучшего друга, заставшего Мэтью в прихожей с ножом в
руке.
Деклан бы впечатал его в стену.
– Разве здесь не ходит автобус? – спрашивает Мэтью. Он все еще продолжает
таращиться в тарелку.
На мгновение за столом повисает тишина.
– Здесь ходит автобус, – осторожно произносит Кристин. – Но дорога до школы
занимает сорок минут. Тебе бы пришлось стоять на остановке уже в шесть – двадцать.
Он ничего не отвечает.
Я наблюдаю за ним. Чувство такое, будто я облажался, даже не стараясь.
– Тебе не обязательно ездить на автобусе. Ты можешь ездить с нами.
– Шесть-двадцать – нормальное время. – Он откусывает кусок и тихо продолжает. –
Я могу вставать рано.
Его слова кажутся осознанными и просчитанными, и я не могу понять, взаправду
ли это, или мое собственное взвинченное душевное состояние воспринимает все
неправильно.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Я отодвигаю стул от стола.
– Можно мне выйти из-за стола?
Джефф и Кристин обмениваются взглядом, а затем она смотрит на меня.
– Ты едва что-то съел.
– Ты запаковала мне много еды на ланч. – Я медлю, не желая показаться грубым. –
Дай мне знать, когда закончите. Я могу убрать со стола.
Она наклоняется и гладит мою руку, слегка пожимая ее.
– Не волнуйся об этом. Делай то, что должен делать.
* * *
Я надеваю одежду, чтобы отправиться в тренажерный зал, но в последнюю минуту
передумываю. Мне отчаянно нужно выбраться из дома, но мысль о том, чтобы покинуть
дом, заставляет мой рычаг управления стрессом до конца переключиться вправо. Если бы
я мог пойти к Деклану. Если бы я мог все ему рассказать.
В то же время, я этого не хочу. Я чувствую себя слишком разоблаченным. Слишком
незрелым.
Нет. Мне стыдно.
Я думаю о девушке позади церкви.
«Ты боишься».
Я годами учился не испытывать страх. И теперь, всего парой коротких
предложений, мой отец разрушил всю мою защиту.
Я атакую тяжелый мешок в подвале. Я начинаю с ударов ногой, затем ударов
кулаком, затем хуки и выброс колена, прежде чем повторить все упражнение заново.
Сначала я сбиваюсь с ритма и действую неуклюже, чего не чувствовал уже много лет. Но в
конечном итоге мой разум подключается, и в действие вступает мышечная память. Я
полностью отдаюсь силе каждого движения.
Когда я был маленьким, а Джефф и Кристин только стали новыми приемными
родителями и я был их первым приемным ребенком, я каждую ночь с ужасом ждал того, что мой отец заберет меня и будет мучить за малейшую привязанность к ним. Кристин
приходила ко мне в комнату каждую ночь и читала мне историю, в то время как я
таращился в потолок и делал вид, что не слушаю ее. Мне никогда не позволялось иметь
книги о магии, фэнтези или о чем-то, не связанном с религией, так что я слушал, как она
читает «Гарри Поттер и Философский Камень» и был уверен, что дьявол выползет из пола
и утащит меня прямо в ад.
Этого не случилось. Очевидно.
Ко второму месяцу она перешла к «Гарри Поттеру и Тайной Комнате», и я перестал
пялиться в потолок. Я над чем-то рассмеялся. Кристин придвинула стул ближе к кровати, так, что я мог рассмотреть картинки к главе.
Я едва помню эту историю.
Но помню, что когда она закрыла книгу, я расплакался.
– Что случилось? – спросила она.
– Я не хочу возвращаться.
Ей не нужны были пояснения. Она знала, что я имею в виду.
Это было одно из немногих мгновений, когда ее голос стал твердым, как сталь.
– Ты никогда не вернешься туда.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Мое горло сдавливает, а глаза внезапно начинает жечь. Слова работают против меня
в обоих направлениях. Я не просто избегаю его. Я также избегаю Джеффа и Кристин. Я
избегаю своего лучшего друга.
Я впечатываю кулак в мешок, и моя рука дрожит от усталости. Я отступаю назад, запыхавшись, и убираю волосы с глаз. Джефф и Кристин разговаривают наверху, их
голоса звучат приглушенным бормотанием.
Я опускаюсь на силовую скамью, снимаю перчатки и не глядя выпиваю половину
бутылки воды. Холодная воды почти обжигает, что одновременно и прекрасно и ужасно.
Холодная тишина нижнего этажа окружает меня.
А затем, словно в моем мозгу щелкнул переключатель, я осознаю, что я здесь не
один. Может быть, воздух колеблется или тень сдвигается, но атмосфера меняется.
Я делаю еще один глоток воды, напрягая зрение. Должно быть, это Мэтью.
Я не слышу его дыхания, но он должен быть где-то здесь. Я его не боюсь. Не
совсем. Сознательно я понимаю, что он не представляет для меня большой угрозы.
Но более темная, примитивная часть моего мозга не принимает никакой вид
угрозы. Особенно теперь, когда воспоминания о моем отце прокладывают себе путь на
поверхность моего сознания.
– Выходи, – говорю я низким голосом, не оставляющим места для споров.
Каким-то образом атмосфера вокруг становится еще более тихой.
– Выходи, – повторяю я.
Ничего.
Мое сердцебиение чуть участилось, молотком отдаваясь в грудной клетке. Свежая
струйка пота крадется вниз по моей груди. Чем дольше он остается в тени, тем меньше
мне это нравится.
Я встаю и делаю полный круг, потому что подобная тревога не позволит мне сидеть
на месте.
– Даже не думай ко мне подкрадываться.
Тишина.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Может быть, это вовсе не Мэтью. У моего отца есть этот адрес. Мой отец знает, как
меня найти.
Страх тут же сдавливает мою грудь смертельными тисками. Я не могу говорить. Не
могу двигаться.
Это не мой отец. Это не может быть мой отец.
Не может.
Не может.
Мои ногти оставляют борозды в ладонях. Комната сжимается вполовину. Я в
ловушке.
Я срываюсь прочь из подвала. Мои ноги не чувствуют ступеней. Я хватаю
толстовку с вешалки у двери и широко распахиваю входную дверь. Прохладный ночной
ветер кажется стеной, через которую я прорываюсь.
Луна висит высоко в небе, звезды раскачиваются дугами. Воздух едва прорывается