Богиня встала и посмотрела на него сверху вниз, не скрывая нежности.
Он ощущал к ней нечто большее, чем нежность.
— Значит, договорились. Ты отправишься на поиски планеты Зазеля. Я помогу тебе, поскольку мне известны врата, о которых никто не подозревает.
Сил у меня немало, но выполнение нашего плана потребует поистине колоссальных усилий. Я постараюсь держать тебя в зоне действия глиндглассы, хотя гарантировать ничего не могу. Ты проведешь здесь еще несколько дней: отдохнешь, наберешься сил, а заодно мы обсудим некоторые подробности. Ты выглядишь усталым. Иди и выспись как следует — встанешь, когда захочется.
— Порой я встаю, когда мне вовсе этого не хочется.
— Может, я ошибаюсь, но в словах твоих мне чудится некий подтекст, — улыбнулась великанша.
— Он тебе не чудится.
— Ты удивительно смел для лебляббия.
— Знаешь, не исключено, что я не совсем лебляббий. Возможно, я наполовину тоан, хотя мне на это плевать. Что есть, то есть, и я таков, каков я есть.
— Мы обсудим это в другой раз. А теперь можешь идти.
“Она явно ставит меня на место, — подумал Кикаха. — Я просто захмелел от напитка, и это он говорит моими устами. Или нет?”
Перед внутренним взором Кикахи всплыло светлое лицо Ананы. Он с трудом удержал рыдания.
Великанша потрепала его по плечу.
— Горе — это цена, которую платишь за полноту жизни. — Она сделала паузу. — Некоторым забыть на время горе помогает снотворное. Но я знаю средство получше.
Больше великанша ничего не сказала. Кикаха пошел в свою комнату и улегся. Сон долго бежал его, но под конец сморил. Правда, ненадолго — прошло минут пятнадцать, и Кикаха вдруг проснулся, судорожно нащупывая под подушкой лучемет. Что его пробудило? Шум? Тихий голос? Он застыл с лучеметом в руке — и увидел в дверном проеме освещенный тусклым светом женский силуэт. Высокий силуэт, который вполне мог принадлежать Манату Ворсион. В воздухе разливался слабый аромат. Видимо, он и пробудил Кикаху:
нос его, как всегда, был начеку. Аромат был мускусный, но совсем не походил на духи из бутылочки. В нем чудились потоки воды, смешанные с жарким лихорадочным паром, поднимающимся над трясиной, — странное сочетание, но приятное. Запах знойной женской плоти, хотя и более сильный, чем у обычной женщины.
Фигура медленно приблизилась к нему.
— Положи лучемет, Кикаха.
Он бросил оружие на пол. Сердце стучало, точно стадо жеребцов, бьющих копытами в ворота стойла. Женщина опустилась на колени, а затем легла рядом с Кикахой. Жар ее тела обжигал, как волна душного воздуха из открытой печи.
— Вот уже восемьдесят лет я не рожала детей, — прошептала она. — Восемьдесят лет я не встречала мужчины, чье дитя мне хотелось бы носить под сердцем, хотя я делила ложе со многими превосходными любовниками. Но ты, Кикаха, человек безмерной хитрости, человек, не знающий поражений, герой сотен приключений, ты дашь мне ребенка, которого я буду любить и лелеять. И я знаю, что вызвала в тебе сильную страсть. Больше того — ты один из немногих мужчин, не убоявшихся меня.
Кикаха не был в этом так уверен. Но всю свою жизнь он учился преодолевать разные страхи, а потому не сомневался, что преодолеет и этот, кстати, не такой уж страшный.
Он подумал об Анане, хотя отлив крови от мозга к другим, не связанным с мыслительными процессами, органам сделал ее образ несколько туманным. Если она умерла, Анана не будет препятствием на пути у других женщин. Но он не знал, умерла ли она, а они с Ананой дали клятву верности друг другу и обещали сдержать ее, если только жизнь не разлучит их надолго или же обстоятельства не принудят ее нарушить. Как поступать в таких случаях — дело ее или его совести.
Женщина нашла губами его губы, и правая грудь Матери Земли, своего рода планеты в одном человеке, легла ему на живот.
“Я в ее власти, — думал Кикаха. — От нее зависит, поможет ли она мне в сражении с Рыжим Орком. На чашах весов судьбы многих вселенных. Если я скажу ей “нет”, равновесие может сдвинуться в пользу Рыжего Орка. Хотя вряд ли — но все-таки тогда она не будет помогать мне с таким энтузиазмом. К тому же гостю не пристало обижать хозяйку. Так себя воспитанные люди не ведут.
А самое главное, — подумал он, — я хочу ее”.
— Мне очень жаль, Великая Праматерь, — проговорил он со вздохом, — но мы с Ананой поклялись в верности друг другу. Как бы сильно я тебя ни желал — а сильнее я желал только Анану, — я вынужден отказаться.
Женщина вся напряглась и тут же встала.
— Я уважаю твой обет, Кикаха, — сказала она, глядя на него сверху вниз. — Хотя даже при таком сумрачном свете я вижу, что отнюдь не безразлична тебе.