Таша шмыгала носом и моргала мокрыми ресницами.
— Аль... Я её прямо так и спросила. Она сказала, что нет подвохов. Аль, я тебя прошу, очень прошу, возьми эти таблетки! Марина всё правильно поймёт, вот увидишь. Если ты хочешь, если тебе так важно, продадим мамину и папину квартиру и отдадим деньги! Только прошу... только умоляю, не отказывайся! Это лекарство для тебя — спасение. А если с тобой... Если ты... Я не смогу, я не выдержу! Хватит с меня потерь, хватит похорон!
С каждым словом Таша плакала всё сильнее, и под конец этой речи её так трясло, что Алика не на шутку испугалась. Обняв племянницу, она прижала её голову к своей груди.
— Ш-ш, — прошептала она, вжавшись поцелуем в её макушку. — Ташенька, солнышко, ну что ты... Ну всё, всё, не надо. Я не собираюсь умирать, слышишь? И никогда не собиралась. Пойми, маленький, у меня есть причины не доверять Регине. Знаешь, какое предложение она мне тогда сделала? Она хотела, чтобы взамен на помощь с лечением я к ней вернулась. И плевать ей, что у меня уже Марина! Да даже без Марины... Нечего мне там уже делать. Кончилось всё... И уже не возобновится. Разошлись наши с ней дороги, и назад оборачиваться нет никакого желания. — Ощутив новый взрыв рыданий Таши, Алика прижала её к себе крепче. — Ну-ну... Не надо, мой хороший. Всё хорошо, я с тобой. И буду с тобой. У меня есть причина жить и выжить, есть причина бороться и победить. Это ты и Марина. И ради вас я даже из пепла восстану и с того света вернусь. Мы придумаем что-нибудь. Выход найдётся. Всё будет хорошо.
Таша только стонала и всхлипывала. В её ничего не видящих от слёз глазах застыла такая страшная, тоскливая пустота, что Алике сделалось жутко. Так плохо Таше не было даже в день похорон её родителей...
— Ташенька, детка, девочка моя, я обещаю тебе, я тебе клянусь: всё будет хорошо! Я буду жить. Я выкарабкаюсь, — охваченная леденящей болью сострадания и тошнотным чувством собственной беспомощности, пробормотала Алика, склоняясь над Ташей и гладя её по волосам.
Обещания не могли помочь. Слова не спасали, не утешали. Подняв Оливку со свёрнутого полотенца, на котором та устроилась подремать, Алика посадила её к Таше поближе, взяла вялую, ослабевшую руку девушки и приложила к пушистому тёплому тельцу.
— Таш... Смотри-ка, кто к тебе пришёл! Погладь маленькую, обними её. Вот так...
Таша лежала с котёнком в обнимку, глядя в потолок пустыми, тоскливыми, выплаканными глазами, а Алика не знала, что со всем этим делать, как выпутаться, вырулить на ровную дорогу, вернуть всё в нормальную колею.
— Таш, мёда хочешь? Вкусный — с ума сойти можно!.. А может, чая с мелиссой? Марина мне сбор какой-то травяной дала, говорит — очень полезный... Попробуем? М? — Видя, что ничего не помогает, Алика со вздохом присела рядом, нежно запустила пальцы между прядками волос девушки. — Ташенька... Ну, что мне сделать, скажи? Я всё сделаю. Всё, что ты хочешь.
— Всё? — еле слышно слетело с губ Таши.
— Да, — кивнула Алика.
— Тогда возьми эти таблетки. Прими их.
У Алики вырвался усталый вздох.
— О Господи... Вот же втемяшила ты себе в голову эти таблетки! Сами купим. Деньги найдём.
Губы Таши покривились, на лице снова застыла бескрайняя боль, от которой Алике самой зверем выть хотелось.
— Таш, ну пойми меня, я не хочу быть Регине ничем обязанной. Сегодня она говорит — ничего не надо, а завтра может всё переиграть. Я знаю её, а ты — не знаешь. Это совсем не тот человек, от которого мне хотелось бы принимать помощь и хоть каким-то малейшим образом зависеть.
Таша долго молчала, а потом приподнялась на локте и дотянулась до телефона, лежавшего на столике. Алика не успела его выхватить — та уже набрала номер. Откуда она его только знала?!
— Регина, это я, Таша. Племянница Алики. Она не хочет брать от вас лекарство. Я дословно передала ей всё, что вы просили, но она — ни в какую... Хорошо, даю.
И Таша протянула аппарат Алике. Та, в бешенстве от этой выходки, лишь бессильно погрозила кулаком. Но трубку взять пришлось.
— Аль, если на себя плевать, так хоть девочку пожалей, — сказал в динамике знакомый, но как будто чуть усталый и грустный голос. — Она любит тебя.
Алика, закрыв за собой балконную дверь, скользила взглядом по золотым клёнам во дворе, ронявшим листья на газон. Безмятежное небо раскинулось над городом. Стоял чудесный денёк бабьего лета.
— Я знаю, — ответила Алика, после того как дверь закрылась. — И я её люблю.
Негромко, но твёрдо отчеканивая каждое слово, Регина сказала:
— Ты нужна ей. Не ради себя — ради неё уйми свою гордыню. То, что мы с тобой — «бывшие», вовсе не означает, что я не могу тебе просто так, по-человечески помочь. Ничего взамен мне не надо, не бойся. Назад я «Тагриссо» всё равно не возьму, делай с ним, что хочешь. Если тебе так принципиально важно поступить наперекор мне, то сейчас — так, на минуточку — немного не та ситуация, чтобы демонстрировать свой норов. Ты не одна, у тебя — девчонка, по сути — ещё птенец не оперившийся, и ты должна сделать всё, чтобы ей не пришлось тебя хоронить. Даже если ради этого надо засунуть свою гордость сама знаешь куда. Я видела вчера её глаза — они красные, не просыхают от слёз. И сейчас по голосу слышно было, что она плакала. Может, хватит доводить её? Ты вот всё на меня бочку катишь, мол, такая я и сякая, а сама-то — тоже тот ещё подарочек. Я — ладно, со мной можно не церемониться, я не нежная фиалка. Но её расстраивать не смей. Да, она большая девочка — справится сама, если жизнь, не дай Бог, прижмёт, но лучше бы до этого не доводить. Ей нужна рядом живая, дееспособная мама...